Ответом ей было выразительное молчание. Портье с посыльным, открыв рты, смотрели на даму такими взглядами, словно она явилась в вестибюль как минимум неглиже, да вдобавок при ожерелье из засушенных моржовых фаллосов.

— Чего вы? — упавшим голосом спросила Алиса, автоматически оглядываясь на огромное зеркало, вмонтированное в стену при входе. — Ах, вот оно что… Не узнали, что ли?

А ведь и верно — не узнали! Наша дама, побывав в салоне и приодевшись при помощи французских продавцов, совершенно изменилась. Она была просто до неприличия хороша — хоть сейчас на обложку «Metropolitan»!

— Это вы, мадемуазель? — щелкнув челюстью, поинтересовался портье — посыльный, видимо, так и не пришел в себя.

— Это я, — не стала отпираться Алиса. — Меня спрашивали?

— Спрашивали, — подтвердил портье. — Руководитель группы. Был очень озабочен. Что вы с собой сделали, мадемуазель?

— Приняла душ, — буркнула Алиса. — Вызовите, черт возьми, мне такси — я опаздываю!!!

— Одно мгновение, мадемуазель! — подскочил портье, набрал номер, нарычал на диспетчера, кивнул подобострастно:

— Пожалуйста, мадемуазель, — такси будет через две минуты.

— Очень хорошо, — одобрила Алиса. — Вот пакет, пусть полежит у вас — некогда бегать в номер. Передайте руководителю — я буду вечером, все объясню, пусть не беспокоится. Все, я пошла.

— Мадемуазель?

— Ну что еще?!

— Я не буду говорить, что вы прекрасны, как первые розы Елисейских полей, — прожурчал портье. — Это очевидный факт. Мы… поражены, мадемуазель. Мы готовы умереть у ваших ног…

— Ох ты, хам наглый! — смущенно пробормотала Алиса, выскакивая за дверь. — Все вы, французы, такие вруны страшные — просто ужас…

По дороге к замку Алиса планировала любоваться видами и томно мечтать. Если уж разоряться на такси, так с максимально доступной выгодой! Таксист был человеком глубоко в возрасте, кое-что в людях понимал (а может, просто туристов часто возил) и сразу после того, как Алиса назвала адрес, поинтересовался:

— Как вы желаете ехать, дитя мое? Кратчайшим путем или так, чтобы все известные в мире исторические места нашего города с восхищением запечатлели на себе взор ваших прекрасных глаз?

— Даже и не знаю… — Алиса нерешительно пожала плечами, сканируя взглядом водителя на предмет выявления неких скрытых маньяческих задатков. — Если мы успеем к шести часам в Друа…

— Мы успеем, — успокоил таксист, трогая машину с места. — А насчет меня можете не беспокоиться, дитя мое: я уже не в том возрасте, чтобы позволять себе глупости даже с официантками в баре. А уж с такими красавицами, как вы… Я и в молодости всегда страшно робел в присутствии таких роскошных дам…

«Что за мужики здесь, — в немалой растерянности подумала Алиса. — Пусти в Париж любую обезьяну, ей обязательно внушат, что она — самая распрекрасная красавица и лучшая из лучших!»

Экскурсия получилась вполне занимательная: старый таксист наметил хороший маршрут и по ходу движения давал короткие, но исчерпывающие комментарии, не требуя от пассажирки внимания к своей персоне. Однако только лишь любоваться видами и томно мечтать не получилось: пассажирку тревожили мысли о предстоящей встрече с бароном.

Это был первый опыт такого рода в жизни нашей дамы. Она отдавала себе отчет в том, что архив Остермана имеет большую историческую ценность, но понятия не имела, каков эквивалент этой ценности в денежном исчислении. От того, как пройдет встреча с бароном, зависело очень многое. Барону де ла Торво, по сути, предстояло стать одно временно оценщиком, дегустатором и первооткрывателем нового блюда, именуемого «стародавние интриги и тайны, вроде бы безвестно канувшие в Лету…». Стародавние, но не утратившие своей прелести и насущной важности для определенного круга лиц (и каких лиц!). Недаром же самая изысканная аристократия нашего времени так ценит старинное вино, пролежавшее долгие годы в покрывшейся пылью бутылке на дне фамильного погреба какого-нибудь трактирщика, о передник которого ловкий мсье д'Артаньян в свое время небрежно вытирал окровавленную шпагу…

Кстати — пару слов об архиве. Не буду широко распространяться, приведу лишь отрывок разговора между Алисой и Рудиным после того, как Серега обнаружил ларец с бумагами в катакомбах усадьбы Лиховского и притащил его своей коханой на экспертизу.

— …Если бы эти бумаги попали по назначению, скажем, пару столетий назад, это было бы что-то, — сообщила Алиса, изучив содержание ларца. — Барон (Алиса имеет в виду вице-канцлера Ее Величества Андрея Ивановича Остермана), сволочь этакая, собирал всю эту грязь по крупицам, не жалея сил и средств. Тут интимные признания, гадские поручения, за которые не то что перед потомками стыдно, но и на виселицу угодить можно было, любовные письма компрометирующего свойства и куча всякой разной дряни подобного рода. Соль в том, что все эти бумажки писаны рукой влиятельнейших вельмож Европы того времени, среди коих, кстати, немало государственных деятелей самого высокого ранга и членов монарших домов доброго десятка стран. Можно быть уверенным в том, что владеющий этими бумагами был в состоянии организовать парочку бескровных государственных переворотов и уничтожить целую плеяду аристократов в ряде стран Европы.

— Короче, компромат, — упростил Рудин. — Этот Остерман, я так понял, был ничем не хуже нашего Березовского (прошу помнить, что разговорец сей состоялся в сентябре 1998 года — аккурат после кризиса).

— Вольно мыслите, коллега, — усмехнулась Алиса. — Разве можно сравнивать? Это же вещи совершенно разного порядка! Барона можно сравнить, допустим, с Макиавелли. Но, надо отдать ему должное, он держал в руках судьбы многих больших людей, чьи имена теперь знает весь мир, и… не воспользовался этим своим знанием. Так что, молодец барон! Хотя подозреваю, что на этих своих бумажках он заработал немалые деньги либо добился значительных уступок по ряду политических вопросов…

Желая заработать деньги на продаже бумаг из архива потомкам известных европейских фамилий, Алиса даже и подумать не могла, что собирается, в общем-то, заняться тривиальным шантажом. Кстати, ныне покойный Лиховский, заслуга которого в воскрешении наследия Остермана столь очевидна, что об этом и говорить не стоит, в свое время также начинал с этого: наковырял в одном из питерских архивов старинных бумаг и гулял себе за рубеж, навещая представителей известных фамилий с конфиденциальными предложениями. И, будучи человеком, далеким от хитросплетений современного бытия, не считал себя виновным в чем-либо неблаговидном. Продавая разным зарубежным отпрыскам именитых семейств древние документы нелицеприятного свойства, Лиховский также ни на секунду не задумывался, что он так или иначе занимается шантажом. Помилуйте, господа отпрыски, да при чем тут шантаж?! У меня есть товар, у вас имеется желание этот товар приобрести, мы заключаем взаимовыгодную сделку и разъезжаемся, сохраняя друг о друге приятные воспоминания…

Замок Друа Алису не потряс. Дело в том, что ранее воочию Алиса замков никогда не видела, а те, что на книжных картинках и детских открытках, казались величественными и фантастически прекрасными. Нет, на парящих над зубцами сторожевых башенок драконов и богатырского сложения мужиков в латах, стоящих в парадном строю у моста через ров, наша дама не рассчитывала — она уже выросла из возраста детских сказок. Но вы хоть разбейтесь, а подайте неприступную скалу посреди огромного озера, увенчанную монолитными стенами, настолько широкими, что на них свободно могут разъехаться две боевые колесницы или, положим, пара «запоров»! На худой конец — титаническое сооружение высотой с типовую шестнадцатиэтажку, из природных валунов, обнесенное гигантским рвом с кольями на дне. А тут — обычная двухэтажная усадьба старинной кладки, крытая свежей черепицей, обсаженная ровными шпалерами декоративного кустарника и обнесенная легкомысленным забором из ажурной решетки высотой метра в полтора — при желании любой дошкольник перепрыгнет. Ворота, похоже, не запираются — заходи, кто желает!