– И потом! Даже если бы мы не развелись. Ну да, он женился на мне. И что? Теория Дарвина учит нас, что у человека и обезьян есть общий предок. Ну, это если упрощённо объяснять, – на всякий случай уточнила девушка. – Люди относятся к сухоносым приматам, подотряду отряда приматов класса млекопитающих, вид человек разумный. Наиболее близкими к человеку современными биологическими видами являются два вида рода шимпанзе.

Представители рода шимпанзе тут же подняли правые руки, заинтересованно раскрыв рты и почёсываясь под мышками левыми руками. Остальные обезьяны тоже явно увлеклись внезапным научным ликбезом. Любопытство, как известно, не порок и присуще всем на свете.

– Ну и вот! Если верить палеонтологам и генетикам, эволюционные пути человека и шимпанзе разошлись где-то семь миллионов лет назад. Согласитесь, что с точки зрения эволюции это же буквально вчера! Так что я ваша родственница. Из вашего вида. Такая же, как вы. Почти. И если Укун проронит своё семя… в меня… ну, в общем, это одно и то же, что и в любую самку из присутствующих! Почти. Наверное, кроме вас, бабушка, вам уже по возрасту не положено размножаться, потому что беременность в преклонном возрасте грозит генетическими аномалиями внутриутробного развития, так что…

– Женщина… – сквозь зубы процедил Сунь Укун, хватая её за локоть. – Я не собираюсь взращивать семя в бабушке Бонобо! А про свои мечты о нашем слиянии лучше молчи, если не хочешь, чтобы чужие уши услышали дурное в прекрасном, а чужие языки опустили прекрасное до дурного…

– Я и не мечтаю… Да как ты вообще мог подумать?! Я, между прочим, тут распинаюсь про теорию эволюции! Это в теории всё! И не трогай меня руками! – Она резко вырвалась и спряталась за спину покрасневшего стража небесных врат.

– Рама? – внезапно спросил самозванец с трона. – Эта женщина произнесла имя «Рама»?

– Э-э, ну да, вроде бы когда-то где-то в середине монолога, как уточняющую деталь, не более, – высунувшись из-за спины стража Ли, сказала блондинка.

Чжу Бацзе вытолкнул девушку вперёд, где ей пришлось в подробностях рассказать про Раму, Ситу, Индию, злобного помощника режиссёра Ранджита и очаровательного людоеда Ракшасу. И чем больше она рассказывала, тем больше слёз стекало по лицу двойника царя обезьян. Его подданные заметно занервничали.

– Чего это он? – спросил Ша Уцзин и, не дожидаясь чьего-либо ответа, бесцеремонно заорал, обращаясь к сидящему на троне: – Чего ревёшь, обезьян разнаряженный?

Внятного ответа не последовало. Размахивающий хвостом самозванец уже когда-то слышал эти имена, но не помнит где и не знает, почему у него так болит сердце и так льются слёзы. Поэтому на всякий случай он бросит в темницу демонов и женщину.

Обезьяны ещё даже не успели подойти к Ольге, чтобы арестовать её, как девушка осела на пол. Страж Ли едва успел подхватить её под руки, чтобы блондинка не упала навзничь.

– Что с тобой, Аолия? – бросился к ней встревоженный Укун.

– Сердце… – заплетающимся языком ответила девушка. – Колет… как будто тысячи иголок в сердце… Это ты разбил моё сердце, Сунь Укун, когда умолчал, что женат… и что… дети…

Ша Уцзин и Чжу Бацзе недоумевающе переглянулись, но промолчали. Взяв девушку на руки, Великий Мудрец в сопровождении своих спутников и печальных стражников-горилл покинул тронный зал. В тюрьму так в тюрьму, такой народ ему больше не нужен…

Я – Гохомаосан, познавший полёт, который стал падением. Защитник Дхармы, спаситель человечества, рождённый на Венере из раскалённого дождя, ставший огнём Шивы. Я – великий Бхутанатх, сошедший с вершины Курамы в бездну Диюя, чтобы изменить свою суть. Я – повелитель демонов У Мован.

Я поднимусь к бессмертным, поправшим само моё имя, чтобы спросить у них, как, презрев меня, они не презрели обезьяну – лжеца, изменщика, вора, гордеца и развратника? И сниму с Сунь Укуна его немытую шкуру, и брошу её под ноги императору, и закончу свой путь, куда бы он ни привёл меня в величии своём.

Ибо я и есть Путь…

Демон-бык смотрел на оранжевое солнце, опускающееся за горизонт. Его надоедливая жена была отправлена в свою спальню. Не то чтобы она пошла по своей воле, да и покои в Пещере, скребущей облака, были не в пример хуже комфортабельных комнат в их доме из двадцать первого века. Но раз уж царевна вдруг захотела поиграть в верную жену и последовала за мужем в дремучее Средневековье, пусть наслаждается…

Собаки нигде не было. У Мован уже пожалел, что не взял её с собой на обратном пути, а отправил в Китай одну. Куда она могла подеваться? Бык не сомневался в её верности, однако… мир прогнил, как пшеничное поле, которое залили водой, и более никому, совершенно никому нельзя верить!

Разочарованная царевна рычала, уставившись на каменные стены своей спальни. Ни косметического столика, ни мягкого пуфика на колёсиках, ни белой рисовой пудры. Вместо этого пошедшее пятнами старое серебряное зеркало в сыром и тёмном углу да постель, представляющая собой набитый соломой матрас, брошенный прямо на холодный пол.

Правда, накрытый дорогим тяжёлым покрывалом, вышитым золотом, под которым такая же дорогая простыня из чистого шёлка. Но разве подобные мелочи могут спасти ситуацию? Красавица глубоко вздохнула. На что только не пойдёшь, чтобы зачать будущего властелина мира! Может быть, хоть здесь муж снизойдёт до неё?

Она ни за что не потащилась бы за ним в эту дыру, если бы не внезапная мысль, стукнувшая в голову: а что, если Мован – извращенец и он захочет исполнить свой супружеский долг именно в таких ужасных условиях? К тому же здесь есть Сунь Укун. Или целых два Сунь Укуна, если верить богине. Почему нет? Хотя бы как вариант…

В конце концов, бодхисатва пришла к ней сама, передав волос белокурой жены царя обезьян, который эта глупая женщина обронила, когда полезла хватать богиню руками. Что ж, она за это поплатится. Волоса было достаточно. Когда измождённая кошка, служанка царевны, заснула в постели со своей возлюбленной госпожой, Яшмовое Личико перерезала ей горло собственным ногтем, а затем оживила с помощью древней магии гуду и скормила несчастной золотистый волос россиянки.

Теперь кошка не остановится, пока жена царя обезьян дышит…

А наши герои тем временем дружной толпой, безропотно, без драк и скандалов почему-то позволили сопроводить себя в плен. Зачем? Никто не знает. Возможно, таков их путь…

– Тюрьма переполнена бессмертными, которые не захотели принять власть обезьян, – охотно пояснил тигриный бог, выплюнув на пол собаку, которую прежде держал в зубах. Собака, кстати, тоже не спешила убегать, а предпочла остаться со всеми, скромно заняв место в дальнем углу.

Сунь Укун слушал его вполуха, расположившись в отведённом под камеру деннике. Он держал на руках свою ученицу и жену.

Кони принюхивались к новым запахам, топали копытами, фыркали и трясли гривами, с любопытством выглядывая из стойл – здесь редко происходит столько интересного. К тому же они сразу узнали Великого Мудреца, долгое время бывшего их конюхом. Но бывший конюх не спешил приветствовать их и угощать яблоками, поэтому кони ещё больше нервничали.

– Что с твоей женой, Сунь Укун? – спросил Хушэнь.

– Не знаю, тигриный бог. Кажется, она умирает.

– Но если вы связаны священными узами, значит, и ты умрёшь вместе с ней?

– Очень может быть. Таков путь, – философски заключил Великий Мудрец и заботливо откинул белый локон с носа блондинки.

Её грудь едва заметно поднималась, и он подумал, как же она слаба и беззащитна. Ведь можно прямо сейчас свернуть ей шею. Или расколоть её голову, как орех, ударив о каменный пол. А можно пробить грудную клетку и насытиться вкусом ещё не успевшего остыть сердца.

Но делать всего этого он, конечно, не будет. Эта женщина доверяет ему. Волей случая она стала его женой. Пусть не навсегда, но таков её путь, значит, он должен её спасти, чтобы она прошла этот самый путь до конца.

– Расслабься, – посоветовал из соседней камеры Ша Уцзин, словно читая его мысли. – Может, это и есть конец её пути? Попытаешься спасти её – помешаешь ей пройти путь! Давай