Марина, наконец-то, снимется в своем первом фильме, и это придаст новый импульс ее светской жизни. Встречаясь с богемной публикой на презентациях, она будет громко смеяться, рассказывая знакомым о своих победах. Кирилл будет идти по ее стопам, однако, возможно, вскоре ему все же надоест все время кого-то играть. Ёжик. Ну, у него-то точно все будет хорошо, все по плану. В один прекрасный день родственники познакомят его с какой-нибудь правильной девочкой из приличной семьи — он ей подойдет, она ему тоже. Будут новые ток-шоу, новые интервью, новая ложь. Все как полагается. Все вроде бы будут счастливы…

А пока… пока мы ждем, когда день сменит ночь, дым рассеется и выглянет солнце. Мы здесь. Между нами нет ни стен, ни преград, мы вместе. Не так, как прежде»…

* * *

Когда становится невозможно дышать, когда густой едкий дым полностью поглощает балкон и меня вместе с Марком, когда кажется, что уже все и больше в этом мире с нами ничего не произойдет, — мы слышим крик снизу:

— Прыгайте, прыгайте!

У меня уже нет сил — ни думать, ни говорить. Все, что я чувствую, — это руку Марка. Мы находимся у ограждения балкона. Все, что я могу, — это встать и посмотреть вниз, но и это бессмысленно. Все, что я вижу, — дым.

— Ты куда? — спрашивает Марк, когда чувствует, что я встала.

— Кажется, нам кричат, чтобы мы прыгали, слышишь?

— Да, точно… кричат…

Я возвращаюсь к Марку, понимая, что сейчас ни в коем случае нельзя терять сознание — держаться и только держаться; я едва обращаю внимание на то, что Марк никак не реагирует на мое возвращение. Прижавшись к ограждению балкона, я пытаюсь отдышаться. Никогда не думала, что просто встать и просто сесть — это так сложно. Дергаю Марка за руку, чтобы почувствовать его присутствие рядом.

— Почему молчишь?

— Однажды я уже сделал это — прыгнул, не хотел жить, — отвечает он каким-то глухим, безжизненным голосом и после паузы добавляет: — Теперь хочу…

Он не успевает договорить, мне достаточно и этих слов, чтобы понять, что больше нельзя медлить. Я кричу:

— Мы здесь! Сейчас будем прыгать!

Как сделать невозможное возможным, как поднять обессилевшего Марка, который тяжелее меня почти вдвое, как помочь и себе, и ему выбраться из этого ада, как? — этих вопросов не существует. Если только одно желание, одна цель, одна мысль — жить. Медленно я поднимаю Марка под руки.

— Держись за меня.

— Ты с ума сошла.

— Держись.

Ваза. Я вспоминаю о ней, когда понимаю, что Марку нужна какая-то опора, чтобы я могла его с нее столкнуть, парапет слишком узок для этого. Где же эта ваза, где? Вроде бы всего в метре от нас, но сейчас это так далеко… Дотащить Марка до нее кажется невозможным, но я вновь заставляю себя забыть это слово.

— Мы сейчас! — кричу. — Сейчас!

Я стараюсь подтолкнуть Марка так, чтобы его тело оказалось на постаменте этой чертовой вазы. Края жемчужной раковины крошатся под его натиском. Еще чуть-чуть! — мысленно подбадриваю я себя.

— Зацепился, — едва шепчет он.

— Держись, пожалуйста, держись…

Мы отвоевываем каждый миллиметр этого гипсового творения. Марк старается изо всех сил, я же давно не чувствую ни сил, ни напряжения, которые вкладываю в каждое свое движение, — я просто толкаю Марка вверх каждой своей клеточкой. Он должен жить, должен. Сколько времени все это длится, я уже точно не знаю. Значение имеет только наша цель…

Когда мы почти достигаем ее, вдруг раздается странное шуршание. Мгновение я соображаю, что происходит. Чертова ваза! Она рассыпается прямо под Марком.

— Постарайся сгруппироваться, — шепчу я ему на ухо, а потом кричу куда-то в небо, к звездам: — Прыгаем! Ловите! — И толкаю его вниз.

Не хочу, не могу думать, разучилась дышать. Я с трудом вскарабкиваюсь на то, что совсем недавно было гипсовым украшением особняка, отталкиваюсь от руин вазы и лечу вслед за Марком, лечу, лечу… а в голове неизвестно откуда возникает ритм:

Мне было семь. Он сидел позади меня, ёрзал ногами, скрипел партой и всегда краснел и отводил глаза, как только я оборачивалась. Нет, я не смущалась в ответ, а лихо подбрасывала рукой свои длинные волосы, воображая себя принцессой. Такой я нравилась себе ещё больше. Я любима.

Мне было двенадцать. Жар разливался по моему телу каждый раз, когда я видела его. Уже другой мальчик, уже другая я. И роли изменились. Как рассказать про его длинную щёлку, задорный взгляд, громкий смех; про моё нескончаемое путешествие из «да» в «нет» и наоборот. Он и я. Мальчик и девочка. Вечная борьба за признание. Я любила.

Шли годы. Пушкин, Лермонтов. Странствия по страницам кем-то написанных книг, сочинения ради оценок, а внутри суета из собственных грёз, влюблённостей и ошибок. Любит, не любит, ждёт, не ждёт. Бесконечная война чувств между женщиной и мужчиной. В этом путешествии я нахожусь до сих пор. Я пишу лишь о нём…