— А что это вы тут такое делаете? — раздался голос Светланы.

Домрачёв громко вскрикнул и, отодрав от ведра свёрток, всё разом обронил. Монеты зазвенели на дне колодца.

— Что?! — закричал Домрачёв и быстро подошёл к Светлане, стоявшей у забора. — Шпионишь?

— Что вы, Степан Фёдорович? Зачем мне? — растерялась женщина. — Я домой шла.

— Ну так и идите. Чего вы тут встали как вкопанная? — злился Домрачёв.

— А захотела и встала, — заупрямилась она. — Чего вы вечно грубите?

— А то, что вы вечно следите! — прикрикнул он. — То кота пошлёте, то сами заявитесь. И не стыдно?

— Да чего стыдного-то? — не понимала Светлана. — Я ведь, как только подошла, сразу к вам и обратилась. Не стала же я здесь тишком за вами смотреть.

— Откуда ж мне знать, что не стали? Стояли тут, поди, с полчаса, — допытывался до правды Домрачёв.

— За гепардами в зоопарке интереснее наблюдать, чем за вами, Степан Фёдорович. А они, поверьте на слово, животные не самые подвижные.

«Почему именно за гепардами? — подумал Домрачёв. — Кошачьи, почему же ещё! Тоже мне, кошатница!»

— Причём здесь гепарды? — Степан зашатал забор.

— Да просто в голову пришло, господи, — испугалась она и отдёрнула руку. Но вдруг её взяла гордость, и она, встав к Домрачёву боком, положила руку обратно на забор. — Вы с ума сошли, что ли? А, не́ с чего вам сходить.

Домрачёв задумался. Он не понял, что она имела в виду.

— Чего вам здесь нужно? Идите домой.

— Пойду-пойду. А вы дальше здесь свой клад копайте, — усмехнувшись, сказала она.

— Какой клад? — Домрачёв вцепился ей в руку.

Светлана, борясь с омерзением, пыталась высвободиться из его хватки.

— Да мне ж откуда знать? Степан! Отпустите! — умоляла она. — Это вас спросить нужно, что вы в мёрзлом колодце ищете.

— Лёд! Господи! Ну и дура! — сказал Домрачёв и засмеялся. — Как же не понять? Кто ж водку безо льда пьёт?

— Ну лёд так лёд, — ответила Светлана и второй рукой стала помогать себе освобождаться. — Пустите, Степан.

— Иди-ка сюда, — сказал Домрачёв и потянул её голову к своему усатому лицу.

Он подумал, что, если поцелует её, то она всё остальное и позабудет. Домрачёв сильно прижал её губы к своим. Он не отпускал её до тех пор, пока не почувствовал глухой удар. Светлана оторвалась от него и диким взглядом уставилась на сумасшедшее лицо.

— Ты что, совсем, что ли?! Скотина! — дважды ударив его по шее, Светлана побежала домой.

«Ну и дура», — думал Домрачёв, смотря вслед убегающей Светлане. С этой мыслью он подошёл к колодцу и закрутил вал. Когда ведро показалось, Домрачёв едва не выронил его от испуга. Денег не было. Все они попадали вниз, на дно. Степан Фёдорович почувствовал резкую боль в груди. Он опёрся о деревянную крышку и тяжело задышал. «Скоро это кончится, надо лезть. Как это лезть? — опомнился он и отстранился от колодца. — Там и в грунт засосать может. Поди, и кости всякие валяются. Надо оно мне? Шишку набью ещё… Под самым носом! Сивухи налили — и радые! Село и люди! Село и люди! Вот комсомол был — и ладно. А теперь только крякай. Нужны мне ваши Одессы, что ли? Барин я, что ли? А как говорят! Бесплатный рис только в мышеловке. Насыпали, поди, япошки туда — сварят заживо! А в глазу-то уже стреляет! Прямо кипит, гад. Суп из железок варят. Ну пусть… пусть поварят, сволочьё! Я им таких бульонов наварю — до седьмого звонка не выхлебают! Дилетанты!» — таким образом рассудив, он набрался храбрости и решил лезть в колодец.

Раскрутив цепь донизу, Домрачёв взялся за неё, залез в дыру и, прижав цепь к груди, начал медленно ослаблять хватку. Когда сил у Степана Фёдоровича осталось мало, он расставил ноги и стал упираться ими в стенки колодца, постепенно перенеся на них почти всю нагрузку. «Вы мне ещё вареники лепить будете, козявки!» — ругался он. И вот у самого дна Домрачёв решил спрыгнуть, но слегка ошибся в расчётах — до дна оказалось большее расстояние, чем он полагал. Тогда он в полёте резко схватился за цепь, и та под весом его тела оторвалась от обода, сыплясь звонкими щелчками по голове.

Сначала Домрачёв не осознал произошедшего. Ему почудилось, будто кто-то захлопнул дверцы колодца и на него упал ком мёрзлого снега. «Кошатники», — злобно подумал он. Но, задрав голову, он увидел тусклый лунный свет, пробивающийся через тучи, и заскрипел зубами. Увлёкшись этим занятием, он ещё несколько минут задавал ритм хлопками и разыгрывал партитуру. Когда вступили ноги, он нащупал ими оторвавшуюся цепь и вспомнил о цели предприятия. Домрачёв стал звать на помощь: «Идите сюда! Я тут! Что вы там, за щеками не слышите ничего?», но вдруг прекратил. Продолжая сидеть, он голыми руками принялся сканировать промёрзшее дно колодца в поисках монет. Вскоре все они, кроме одной, были собраны у него в кармане. «Терпи, Стёпа, терпи», — успокаивал он себя и гладил шершавый лёд. Последняя монета всё никак не находилась. Руки вконец отмёрзли, и Степан Фёдорович решил прекратить поиски. Теперь он не знал, нужно ли звать на помощь. «Вытащат, станут допытываться. Все монеты и поворуют. Нет уж, — подумал Домрачёв, — лучше останусь здесь. Будут у меня тут хоромы».

Спустя пять минут из щелей меж бетонных колец выползли тараканы с червями. Они, как после дождя, один на другом, извивались под Домрачёвыми ногами. Сначала он был рад компании, но скоро червяки стали накидываться на тараканов и, обвивая их, душить и съедать. Когда с тараканами было покончено, они, обнаглев, принялись за Степана Фёдоровича. Гадкие черви загнали золотоискателя в угол. Тот не знал, куда деваться, поэтому полез на стену. Он цеплялся за выступы ногтями, вгонял их в ямочки, из которых на его глазах стали прорастать корни, сыпля в дыру рыхлую почву. Её стало так много, что ноги Степана Фёдоровича потеряли возможность двигаться. Ещё и его мама отчего-то уселась у колодца и заунывно заплакала, держа в руках четыре гвоздики.

— Чего ревёшь?! — крикнул ей Домрачёв.

— Спи, Стёпочка, спи, кровиночка моя, — слезливо отвечала мать.

— Чего нюни распустила? Лучше бы помогла меня отсюда вытащить. А то уселась и ревёт, — забурчал Степан.

— Да как же я тебя отсюда вытащу? Отсюда выхода нет, дорогой мой. Нужно тебя отпустить.

— С дуба рухнула, старая?! — кричал на мать Домрачёв. — Тут метров пять — не больше. А ну лестницу тащи! Быстрее, пока эти не прибежали! Я и тебе одну монетку дам!

— Монетку? — не поняла Инна Филипповна.

— Мало, что ли? — поражался наглости матери Домрачёв. — Ну две, хорошо, две! Карга старая! Куда тебе столько? И так скоро подохнешь. — Три! — обиделась мать.

— Ах ты сволота! Не много на четыре-то гвоздики? Хоть бы шесть притащила, жидовка! — крикнул Домрачёв и увидел, как Инна Филипповна начинает уходить. — Ну ладно-ладно! Стой! Три так три.