— Я тебе ноги поотрываю, жигало! — закричал Домрачёву Фёдор.

— Фёдор! — кричал Егор.

— Дядя Федя! — кричала Катя.

— Пошёл к чёрту! — ответил Фёдору Степан, перелезая через Бухаровский забор. — Я там тебе приготовил! Постелено!

Когда Домрачёв спрыгивал с забора, верёвка, обвязанная вокруг его талии, натянулась, и Степан Фёдорович невольно совершил в воздухе акробатический кульбит, разорвав штанину об острую пику забора. Он и не заметил, как все его драгоценные монеты, притаиваясь в морозном пуху, посыпались в снег. Лёжа на спине, Степан Фёдорович быстро отвязал верёвку и побежал дальше с мыслями: «Крепкая, гад! Хорошо делают!»

— Фёдор! Успокойся! — продолжал кричать Егор.

— Тёть Свет! — кричала Катя. — Ну что это?! Скажите что-нибудь ему!

Когда Домрачёв оказался у выхода с Бухаровского участка, на него кинулся пёс Верный и окончательно разорвал штаны Степана Фёдоровича. Оказавшись на земле, тот подумал: «Мерзкий кот. Зубастый».

Егор обошёл Фёдора, который застыл и с жестоким наслаждением смотрел, как пёс терзает хохочущего Домрачёва, и оттащил разъярённое животное от полуголой жертвы.

— Чего такое?! — крикнул Егор на Фёдора. — Обалдели, что ли, дядь Федь?

— Ты, Егорка, сюда лучше не лезь, — ответил ему успокоившийся Фёдор.

— Это ему вас колотить надо, а не наоборот.

— Что случилось? — испуганно спросила Катя, войдя на участок через калитку.

Нина следила за происходящим через окно и нетерпеливо отвечала любопытному Гене, что она потом ему всё расскажет.

— Домрачёв ваш не туда усы свои запускает, — сказал Фёдор.

На участок, следом за Катей, вошла Светлана.

— Что? — удивилась Катя. — Степан Фёдорович, что он мелет?

Домрачёв встал, тяжело дыша и глядя исподлобья на обидчика. Затем его лицо резко изменилось. Он несколько раз ударил себя по месту, где ещё недавно был карман, и, упав на корточки, начал ползать, как собака, возле будки Верного.

— Степан, вставай! — прикрикнул на него Егор и схватил его за шкирку. — Вставай, кому говорят.

Домрачёв поднялся.

— Так, значит, сейчас вы прямо при мне забываете все свои обиды и перестаёте терроризировать деревню. Всё поняли? — спросил Егор.

— Поняли, поняли, — говорил Домрачёв, смотря вниз.

— Извинись перед Светланой, Степан, — сказал ему Фёдор.

— Извини, Светлана, — отвлечённо сказал Домрачёв, всё глядя себе под ноги. — И отдай ключи, будь добра.

— Какие ключи? — в унисон спросили супруги.

— Домой же мне надо попасть. У меня там утюг сгорит.

— Всё, хорош юродствовать, — сказал Егор. — Пожмите друг другу руки.

Домрачёв с неохотой протянул руку Фёдору, продолжая сканировать взглядом снег вокруг собачьей будки.

— Нет, ну я его сейчас убью! — крикнул Фёдор. — Пожми руку нормально! Как мужик! В глаза смотри!

— Степан! Подними взгляд, — сказал Домрачёву Егор.

Домрачёв поднял потерянные глаза на Фёдора и обхватил его правую руку своей.

— Мир, — сказал Степан Фёдорович. — Жвачка, — добавил он. — Пшёл к чёрту! — ответил Фёдор и, взяв Светлану за руку, повёл её домой.

— Господа, вы звери… — тихо проговорила Катя, смотря перед собой.

— Вы собачку часто кормите? — спросил её Домрачёв.

— Так и упали?

— Так и упал, Катенька, — ответил Катерине Домрачёв, отогревая себя горячим чаем с мятой.

— Ну что вы придумываете? Какой ещё Йети? — обиделась Катя.

В кухню вошёл счастливый Егор и сказал:

— Кать, я пойду.

Катя проводила жениха до дверей.

— Не говори пока ничего Степану, — попросил её Егор.

— Почему это?

— Пусть не знает. Ну его.

— Егор, будь терпимее, — умоляла его Катя.

Тем временем из комнаты вышел начавший оживать Гена. Он зашёл в кухню, налил себе кипятка в чашку и сел напротив Домрачёва.

— Ну что ты, Степан? Не убился? — с ехидной улыбкой на губах спросил его Гена.

— А чего там убиваться? Неглубоко, — серьёзно ответил Домрачёв.

— Ладно хоть колодец заледенел. А то б поотморозил колокольчики свои в воде-то ледяной.

Степан Фёдорович не слушал Гену. Он рассеянно вертел головой и шевелил губами. Он только-только стал отходить от произошедшего, когда Гена схватил его за руку и стал её сжимать.

— Степа-а-а-ан.

— А? — испугался Домрачёв.

— Я говорю, как в колодец-то упал? — добродушно улыбался Гена.

— Йети столкнул, — Домрачёв ответил с таким недовольством, будто десятый раз подряд объяснял ребёнку очевидную вещь.

— Ну чего мелешь? — раздражённо спросил Гена.

— Чего-чего? Я подхожу к яме этой. Дай, думаю, льда наберу. Под водочку. Ну этот сзади и подошёл ― как толкнёт. Только и слышу, квакает что-то ― так это цепь лопнула.

— Ну что за Йети, Степан? Головой, что ли, ударился? — Гена терпеть не мог, когда кто-то шутил серьёзным тоном. Он начинал чувствовать себя дураком, когда не понимал, шутит человек или говорит правду.

— А вот как кот ваш: такой же белый, глазища блестят, будто чёрт в нём сидит.

— Нин! — крикнул Гена. — Поди чай пить!

— Сейчас иду!

— Как белый? — обратился к Домрачёву Гена. — Может, как серый? Или как рыжий?

— Может, как рыжий, — ответил Домрачёв. — А сколько их у вас? Котов-то?

— Четыре. Иногда побольше, — Гене тоже захотелось пошутить над Домрачёвым серьёзным тоном, чтобы тот почувствовал себя глупым. — Они, Степан, бывает, вцепятся друг в дружку и как человек становятся: один большой пушистый человек. Ты, видать, потому и не понял, какой был твой Йети: белый али рыжий. Потому что он и рыжий, и белый сразу.

— А чего ему надо-то от меня? — насторожился Домрачёв.

«Вот почему, — понял он, — я цвета его не разглядел: много там цветов, оказывается».

— А я их посылаю на разведку иной раз, — продолжал серьёзно говорить Гена. — Чтоб не лазил никто. Ты поосторожнее с ними, Степан, а то в другой раз щадить не станут: по голове чем-нибудь тяжёлым тюкнут и в лес утащат. А зимы у нас морозные. Лес хорошо продувает.

— Чего ж я теперь, по своему участку лазить не могу? — негодовал Домрачёв.

— Они ж только ночью выходят на разведку. Уж прости, Степан, ночью гулять не дадим, — Гена едва сдерживал смех.