— Забавная мелодия, я здесь на небесах ещё такой не слышала.

Эмань коротко взвизгнула и поспешно вытащила наушники.

— Добрый вечер, мастер!

Аллату вообще казалась Эмань странной не только из-за большой головы, синеватой кожи с пятнами, налитых морской зеленью глаз и длинных пальцев с небольшими перепонками. У неё был какой-то особый взгляд на мир и на вещи в нём. К тому же по всей округе не было никого, кто хоть как-нибудь был на неё похож. Но, честно говоря, Эмань ни во что не хотела вникать, а теперь вот стало любопытно, отчего Аллату такая.

— Эта песня с земли, её сравнительно недавно написали. Она есть в моём смартфоне.

Аллату внимательно смотрела, как Эмань взаимодействовала с сенсорным экраном.

— Изначально это называлось телефон, и он позволял только отправлять голос, преобразованный в электрический сигнал по определённому задаваемому адресу на другой аппарат. Теперь это по сути компактные и ЭВМ, и телепередатчик, и фотоаппарат, и фонарик, и большое хранилище видео-, аудио- и других объектов.

Эмань высветила в галерее фото, где были Хамуцо и Рыжая, а между ними Пельмешек, который опять опрокинул горшок с цветком. Обе девушки даже не подозревали, что их сфотографировали. И таких фото у Эмань были сотни, там были и Си Ши, которая смотрит в даль, и Пузырчатка, которая слушает в наушнике музыку и её рот от удивления открыт так широко, что видно гортань, и мандаринки на руках у Рыжей, и Меркурия, что сидит в театре, спрятавшись в свитер. Это были зафиксированные в визуальной форме воспоминания об очередной жизни вне дома, но теперь уже без возможности вернуться к самому началу.

— Подумать только, как быстро на земле эволюционирует техносфера! У твоих предшественниц ничего такого и в помине не было, — тут дама коварно улыбнулась, показывая не очень многочисленные мелкие желтоватые зубы. — Надо бы нам с тобой плотно пообщаться на эту тему. Хочу сделать прогноз, что появится ещё через 49 лет.

Эмань задумчиво смотрела на свои селфи с крыши пагоды. Её очки отразили вспышку, поэтому фото в целом было не очень удачное. А за её спиной Софи разговаривает с Хамуцо…

— Вы надеетесь застать время, когда придут новые ученицы?

Мастер Аллату положила ладони на колени, прикрытые пёстрым голубым ханьфу, и подняла плечи к подбородку.

— Каждый раз получалось, отчего бы и нет? Иногда мне кажется, что я действительно буду жить, пока солнце не сожжёт и небесную, и земную поверхность.

Эмань с удивлением скосила на неё глаз.

— Вы бессмертная?

Аллату задумчиво закатила глаза.

— Возможно.

Эмань подняла брови.

— Невозможно. Длина теломер на хромосомах ограничена[2], митоз обернётся амитозом, организм рано или поздно начнёт стареть и не справляться с регуляцией, нервные клетки не делятся, и память начнёт подводить. У писателя Джонатана Свифта было такое в путешествиях его героя по Лапуте.

— Хм… — Аллату почесала волосы на макушке. — Я ничего особо не поняла, но про память и Лапуту ты угадала. Действительно, вот что неизбежное зло, если вообще допускать, что зло существует.

— Простите, мастер, я не понимаю. Разве зла не существует?

— О-о-о! — Аллату довольно потёрла руки. — А вот тут мы вступаем в область диалектики! А точнее, принимаем определённую философскую концепцию, которая позволяет смотреть на вещи как часть чего-то большего. Наверняка Си Ши говорила вам, что всему основа даосизм, так?

Пальцы Эмань царапнули ткань ципао.

— Да, мастер, нам говорили. Но мне это не нравится. Даосизм говорит смириться со всеми вещами, не пытаться противостоять им, стать отшельником и жить вечно непонятно за счёт чего. И для этого надо найти гармонию между водой и металлом, как будто в мире не существует вещей, куда более величественно представляющих космос. А так же это означает, что мы не должны достигать прогресса, не должны бороться с болезнями, голодом, что это всё не существует, что это всё наше заблуждение. Но это полный бред, мы же открытая живая система, мы не можем существовать без воды, еды, тепла, а всё это не добывается просто так! — она скрючила пальцы, точно хотела схватить воздух перед собой. — Словом, это сработает, если мы сначала станем роботами.

Аллату задумалась, затем мягко и ненавязчиво коснулась пальцами бедра Эмань.

— Роботами, чтобы это ни было, становиться не обязательно. Так же как и отшельниками, которые не питаются вообще ничем. Я приняла даосизм не из-за пяти элементов и вечной жизни. Но думаю, что без истории это будет не очень понятно и ни о чём тебе не скажет. Готова слушать очень длинную и очень скучную историю, потому что её будет рассказывать живое существо, которое мало того что единственное в своём роде, так ещё много что забывает?

Эмань повернула на неё голову, правый глаз недоверчиво и в то же время воодушевлённо распахнулся. Всё же это был человек — или не человек, — с которым она жила уже месяц под одной крышей. Что она знала о ней помимо того, что это очень хороший и добрый, пусть и чудаковатый учитель? Ничего. Возможно, она одна из коренных жителей Тянь-Чжунго, которая родилась со странной болезнью и многие годы училась всё преодолевать, а преодолев, постигла мудрость и стала мастером ци. Может быть, ей действительно много лет, Сушилка же помнит времена, когда в Китае был император, а люди в Европе ещё отходили от Первой Мировой войны.

— Я не думаю, мастер, что мне есть куда спешить, так что я хочу услышать вашу историю. Пожалуйста.

— Уи-и-и-их! — Аллату откинулась назад и потянулась, булькающе хрустнув суставами. — Обожаю истории! Раньше я их записывала, а сейчас стало немножко не до того, но твою историю я непременно запишу! А пока слушай…

Наверное, начну с самого начала. Я житель мира, который вы, возможно, назвали Атлантидой. Честно говоря, я очень много лет пыталась понять, как располагаются миры и как они удалены друг от друга по времени на этом общем дереве. Возможно, они как листья, которые распускаются на ветвях-путях, и мой мир, возможно, был на соседней с вашим ветке, а Тянь-Чжунго растёт прямо в одном узле. Но моя история не совсем об этом, а то, что рано или поздно всё кончается, и одна система сменяется другой, вот и моя родина прекратила своё существование после тысяч лет прогресса. Мне повезло — да, именно повезло, этого исключать нельзя — родиться, скажем так, в местном Истинном Эрлитоу, поэтому мне и моим друзьям удалось остаться живыми, когда всё разрушилось: у нас были саркофаги, в которых мы закрылись лет, наверное, на пятьсот