стала утруждать себя. Ее некогда безупречно черные доспехи были поцарапаны. Большая рана пересекала ее грудь, а две поменьше отмечали ребра. Рана на левой стороне ее лица из ярко-красной превратилась в несколько менее свежий, но очевидный синяк, и она несла его как знак почета.

Дагоркун побагровел, и я не могла сказать, от ревности или любопытства. Карат вздернула подбородок и направилась к столу наблюдателей. Дом Меер практически вывихнул шеи, пытаясь разглядеть получше.

— Неплохой выход, — пробормотал Косандион рядом со мной.

— Посмотрите на лицо Бестаты, — сказала я.

Глаза Бестаты сузились. Она сосредоточилась на Карат, как тигр, который только что увидел другого тигра, истекающего кровью, и отчаянно пытался выяснить, что за хищник их нанес.

Шесть крошечных шаров, размером примерно с грецкий орех, поднялись в воздух, кружа вокруг нас и над нами. Камеры Ораты.

— Вы в прямом эфире, — сказала Ората в мой наушник.

Точно. Больше никаких приватных бесед. Я приглушила звук на экране, показывающем обеденный зал, чтобы он не мешал.

Задняя дверь гостиницы открылась, и появился Тони, выводя Элленду на свет. На ней все еще была золотая краска и ее грубая тканая темная одежда. Выражение ее лица было бесстрастным.

Тони отошел и растворился в темном проходе. Он собирался отправиться в обеденный зал, чтобы помочь Шону.

Элленда подошла к Косандиону. Он наклонил голову на пару дюймов.

— Добро пожаловать, каленти.

Элленда медленно склонила голову. Приветствия не последовало. Начинаем с потрясающего старта.

— Пойдемте, прогуляемся? — спросил он.

— Да.

Они вдвоем зашагали по тропинке, оставляя между собой примерно фут пространства. Я шла на пару шагов позади. Шары Ораты последовали за ним. Мой экран тоже двигался, скользя с ветки на ветку вдоль тропинки.

— Из какой ветви вы родом, каленти? — спросил Косандион. Его голос был спокойным и легким, успокаивающим своим теплом.

— Мой народ родом из Сахавы.

— Страна скал и темных лесов, где в глубине цветут светящиеся цветы авы.

В голос Элленды вернулась частичка жизни.

— Да. Вы когда-нибудь были там?

— Мама возила меня туда, когда я был маленьким. Мы провели четыре дня в Доме на утесе. Я помню, как спал в гамаках из паучьего кокона, подвешенных над бушующим морем. Я думал, что это лучшая кровать, которую когда-либо изобретали. Косандион тихо усмехнулся.

— Я удивлена. Гамаки-коконы пугают чужаков.

— Я не чужак. Я дитя Доминиона и дитя умы. Одно не исключает другого.

— Я не хотела вас обидеть. — Осторожность застыла в ее голосе.

Косандион одарил ее еще одной улыбкой.

— Я не принял на свой счет.

Они добрались до пруда, где каменная дорожка огибала воду. Пруд занимал целый акр, мелкий, кристально чистый водоем с большим плоским камнем, выступающим в нескольких футах от его левого берега. Маленькие рыбки шныряли в прохладных глубинах, а на поверхности цвели сверкающие водяные лилии. Каменные скамейки вдоль дорожки служили местом для отдыха. Это было любимое место Шона. Когда в гостинице было затишье от посетителей, мы приходили сюда, купались в пруду, лежали на горячем камне и пили пиво.

Косандион и Элленда продолжили идти по тропинке.

— Вы действительно это имели в виду? — тихо спросила Элленда. — Вы дитя умы?

Косандион закатал левый рукав и поднял руку. Ряд замысловатых белых татуировок, пронизанных золотом, отмечал его темную кожу.

Элленда остановилась и повернулась к нему с решительным лицом. Он повернулся к ней. Они стояли на тропинке совершенно неподвижно, в одной и той же прямой позе. В тот момент они оба выглядели так, словно принадлежат одному народу.

Элленда глубоко вздохнула.

Я приготовилась к нападению.

— Скажите мне, что вас беспокоит, каленти. Вы можете рассказать мне все, что угодно.

— Все, что угодно? — спросила она.

— Вообще, что угодно. Это наш момент. Мое время и мое внимание принадлежат вам.

Элленда выдохнула и закрыла глаза.

Если бы она пошевелила хоть одним мускулом в его сторону, я бы уронила ее сквозь пол. Я потратила много магии, но это не заняло бы много времени.

Женщина ума открыла глаза.

— Не выбирайте меня.

На экране позади них замер Океанский обеденный зал. Никто не шевелился.

— Что вы имеете в виду? — спросил Косандион.

— Не выбирайте меня. Я не хочу быть вашей женой.

О, ничего себе. Такого поворота я не ожидала.

— Моя ветвь в долгу перед внешними силами, — сказала она. — Я здесь, чтобы отплатить за это.

Долг превыше счастья. Конечно.

— Требовалось мое присутствие. Я не хочу выходить за вас замуж. Я не хочу оставаться жить в Доминионе. Не пытайтесь отнять у меня свободу, потому что я буду защищать ее ценой своей жизни. Поэтому, пожалуйста, не выбирайте меня.

Воцарилось молчание. Птицы щебетали на деревьях, рыба выскочила на поверхность воды и плескалась, но два человека передо мной были совершенно неподвижны и молчаливы.

На экране лица «Команды Хмурых» сморщились, у одних от тревоги, у других от возмущения. Их лидер сжал кулаки.

В Косандионе произошла неуловимая перемена. Он казался каким-то большим, грозным, величественным, больше не человеком, а воплощением силы.

— Чего вы на самом деле хотите, дщерь умы? — спросил он.

Элленда открыла рот, а затем заговорила, словно прыгая со скалы.

— Я хочу вернуться домой на свою планету и к мужчине, которого люблю.

— Да будет так, — произнес Суверен.

В его голосе звучала решительность. Мурашки побежали по моим рукам.

— Хранительница, отведите Элленду из ум к порталу. Как только она пройдет через него, Доминион отправит корабль, который доставит ее обратно в родной мир. Ни один гражданин Доминиона никогда больше не побеспокоит ее или ее ветвь.

На экране один из «Команды Хмурых», мужчина в бело-зеленом, встал и направился по проходу к двери.

Куда, черт возьми, он собрался?

Мужчина подошел к столу, за которым сидел Святой Экклезиарх со свитой.

Прозрачная колонна вырвалась из-под пола, запечатав Святого и его свиту внутри нее. Ветер трепал их волосы, когда Шон пустил им внутрь свежего воздуха. В то же время вторая колонна окружила мужчину из «Команды Хмурых», отрезав его от обеденного зала. Он дернулся и рухнул.

Я дала звук.

Звук с ревом ворвался внутрь, существа вскочили на ноги.

Шон перепрыгнул через столы и приземлился посреди зала, его серая мантия развевалась вокруг него. Посох в его руке раскололся, выпустив блестящий зеленый наконечник копья. Его рот открылся, и он взревел глубоким рычанием оборотня альфа-штамма. Это был тот же самый рык, который гремел над полями сражений Нексуса.

— Не двигаться!

Триста существ в обеденном зале замерли на месте.

Глава 18

Когда мы в последний раз покидали