Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заключенный свисал с потолка тронного зала, его тело было заковано в путы гостиницы. Делегация Кипоро стояла под ним с мрачными лицами, готовая к каким-то действиям, если только они смогут понять, что нужно предпринять. Называть их «Хмурыми» в своей голове не казалось больше уместным.
Остальных делегатов попросили вернуться в свои апартаменты. Остались только приближенные Суверена и наблюдатели. Каждый момент будет транслироваться в прямом эфире. Косандион подчеркнул: ему нечего скрывать ни от Доминиона, ни от остальной Галактики.
Теперь он сидел на троне с суровым и холодным выражением лица, наблюдая за массивным экраном позади заключенного. На нем Тони вел Элленду к порталу. Они остановились перед круглыми воротами. Ее голова была высоко поднята. Она повернулась, посмотрела в камеру и одарила нас ослепительной улыбкой.
Огни по краю портала вспыхнули, зеленое свечение закружилось, женщина-ума вошла в него и покинула гостиницу.
Косандион посмотрел на Шона.
— Что случилось?
— Этот человек пытался убить Святого Экклезиарха, — ответил Шон.
— Как?
— С помощью яда, — сказал Шон. — Микрокапсулой, запечатанной внутри его зуба. Он прикусил ее и выдохнул отравленный пар.
И Шон учуял его, несмотря на то, что находился на расстоянии сорока футов. Сотни хранителей гостиниц наблюдали, как он подавил попытку убийства. Никто не стал бы спорить с простым фактом: Шон Эванс был потрясающим.
— Противоядие уже в его организме, — продолжил Шон.
— Прискорбно, — сказал Косандион. Слово упало, как кирпич.
Лидер делегации Кипоро, худощавый мужчина аскетического вида, уставился на Косандиона с открытой враждебностью.
Святой Экклезиарха улыбнулся. Каждый раз, когда я смотрела на него, его доброе лицо светилось благожелательностью, но в этот момент выражение его лица поменялось, будто другой человек поднялся из глубины на поверхность. Проницательный. Умный. Мощный. Он мелькнул на какую-то долю секунды и снова исчез, лицо опять превратилось в мягкую заботливую улыбку, но я была приучена обращать внимание на мельчайшие детали моих гостей. Что-то в этом было не так.
— Что ж, — вздохнул святоша. — По крайней мере, я все еще достаточно важен, раз меня хотят убить.
— Очевидно, Сар Рамин допустил ошибку в суждениях, — заявил глава делегации. — Мы понятия не имели, что он придерживается таких экстремистских взглядов.
— Как быстро ты бросаешь своих людей в огонь, Одикас, — сказал Косандион.
— Он молод и впечатлителен, — сказал Одикас. — Делегация не должна быть наказана за действия одного человека, и она не должна нести ответственность…
— Я думал, ты дальновидный человек, — резко сказал Косандион.
Его поза была расслабленной, почти вялой, но напряженность в глазах пугала. Его тело сигнализировало о том, что он не снисходит до того, чтобы рассматривать Одикаса как какую-либо угрозу, а его лицо уверяло, что возмездие грядет, и оно будет быстрым и жестоким.
— Увы, я был неправ, а ты слеп. Что ты там говорил о моем отце? Слабак, управляемый женщиной, не так ли?
— Именно так, — сказал Ресвен таким маслянистым голосом, что его можно было намазать на хлеб.
— Ты привез сюда женщину-уму, потому что думал, что я так сильно скучаю по своей матери, что забуду о своем долге, сойду с ума и пожертвую интересами нации ради шанса переспать с кем-то, кто похож на моего родителя?
Делегация Кипоро коллективно поморщилась. Согласна. Фу.
В похожей на пещеру комнате было так тихо, что можно было услышать, как падает пресловутая булавка.
— Ты планировал использовать ее, чтобы влиять на мои политические решения, или я должен был умереть, как только родится наследник, чтобы ты мог дергать ее за ниточки и играть в регента?
Одикас стиснул зубы.
— Как долго я должен был оставаться в живых? Не мог бы ты оказать мне любезность и дать посмотреть, как рождается мое потомство?
Ответа не последовало.
Косандион слегка покачал головой.
— Умы ценят свою свободу превыше всего остального. Ты заставил Элленду приехать сюда против ее воли. Если бы я выбрал ее, она бы либо убила тебя, либо покончила с собой. Все эти годы ты обвинял мою мать в реформах, проведенных моим отцом, и все же ты не потратил ни капли времени, чтобы что-нибудь узнать о ее народе.
Серая кожа на щеках пожилого мужчины потемнела. Одикас, казалось, был присмерти.
Косандион взглянул на Ресвена.
— Объясните ему.
— Ты понимал, что Элленде грозит исключение, когда увидел предварительный рейтинг, — сказал Ресвен. — Она проиграла дебаты, так что ты рассчитывал на то, что свидание спасет тебя. В тот момент, когда она вернула себе свободу, твои планы рухнули, поэтому ты послал своего любимчика убить Святого Экклезиарха в надежде, чтобы его смерть заставит нас отменить отбор и начать все сначала. Это же до боли очевидно, и все же ты оправдываешься, будто весь мир потерял способность рассуждать, а ты единственный, кто все еще мыслит.
Лицо Одикаса исказила гримаса. Он оскалился.
Ресвен уставился на него с явной насмешкой на лице.
— Дело не в заговоре. Меня раздражает вся эта отвратительная глупость. Человек с большими амбициями, но скудным талантом должен, по крайней мере, стремиться нанять способного советника.
Ничего себе. Я и понятия не имела, что Ресвен на такое способен. Тут точно есть какая-то подоплека.
— Ты! — Одикас задохнулся.
— Одикас, посмотри на датчики, — сказал Ресвен. — Мы здесь для того, чтобы стать свидетелями похорон твоей карьеры. Наконец-то Доминион посмотрит на это с той стороны, с которой ты всегда хотел. Все взгляды устремлены на тебя. Ты не доволен? Это то, на что ты надеялся?
Одикас сжал кулаки, задыхаясь от собственного гнева.
— Делегация Кипоро дисквалифицирована, — сказал Косандион. — Все их просьбы и почести аннулированы.
— Вы не можете этого сделать! — крикнул один из делегатов.
Косандион посмотрел на него. Это было все равно, что оказаться на темном утесе и внезапно увидеть, как на тебя падает яркий луч маяка.
— Ради граждан дома, скажите мне, канцлер, могу ли я это сделать?
— Абсолютно, — сказал Ресвен. — Закон дает вам эту власть, Летеро. Делегация Кипоро знает, что это так. Они ознакомились с контрактами и подписали их до своего прибытия.
Косандион взглянул на меня.
— Эти люди больше не являются частью отбора. Доминион благодарит хранителей за великодушное терпение и отсрочку их изгнания по моей просьбе. Я больше не смею злоупотреблять вашим гостеприимством.
Я должна найти способ отблагодарить Косандиона. Другие хранители гостиниц, вероятно, удивлялись, почему мы не предприняли никаких действий. Он произнес это самым