– Который час? – спросил Волк.

– Восемнадцать тридцать, – Ермоленко взглянул на циферблат наручных часов. – Какое это имеет значение?

– Мне нужно подумать, – прищурился Волк. – Утром я дам тебе ответ.

– Цену себе набиваешь? – хищно ощерился собеседник. – Посмотрим, что ты запоешь утром… Эй, Дыбенко!

Дверь приоткрылась, и в кабинет просунулась рябая физиономия «Переднего».

– В камеру его! Пусть повисит до утра… В семь ноль-ноль – ко мне! Кружку воды и никакой пищи!

Два исполнительных мордоворота вновь отконвоировали парня в камеру, сопровождая его передвижения беспрестанными пинками и ударами. Особенно старался Дыбенко, до глубины души уязвленный тем, что Волк всерьез поставил под сомнение его боеспособность. Этот же громила излишне резко вздернул пленника на крюке – так, что у парня хрустнули плечевые суставы. «Задний» неодобрительно покачал головой и снял с Волка ножные кандалы.

– Ты… Это… не очень-то! С утра он еще в адеквате должен быть…

– Что с ним сделается! – сквозь зубы процедил Дыбенко и вышел в коридор.

Его соратник поднес к губам Волка алюминиевую кружку с водой:

– Пей, бедолага!

Волк набрал в рот воды, прополоскал горло и, проглотив, отвернулся.

– Все, что ли? – изумился охранник.

– Не хочу с утра в подмоченных штанах к вашему командиру идти!

– А-а, – понятливо кивнул «Задний» и поставил кружку на маленькую лавку у стены. – Ну, как говорится, спокойной ночи!

– И тебе не сдохнуть, – вполголоса откликнулся пленник.

Едва шаги тюремщика стихли в глубине коридора, Волк тряхнул головой. «Пора!» Стиснув зубы и с трудом подавляя стоны, рвущиеся из груди, он принялся раскачиваться. С каждым новым движением боль в израненных суставах все сильней топила его сознание. Наконец амплитуда движений его тела возросла настолько, что он смог ступней правой ноги зацепиться за натянутую цепь. Коротко перевел дух и рывком попробовал сорвать звено с крюка в стене. Ничего не вышло! Натянутую под весом его тела цепь сдернуть с фиксатора не получилось. Как, впрочем, и вырвать крюк из стены… Тогда он закинул на цепь вторую ногу и начал медленно перебирать ими обеими, заводя все выше – к самому ролику. Вскоре парень висел практически вниз головой, скрючившись в позе эмбриона. Цепочка наручников уже не давила на крюк. Далеко не с первой попытки Волку удалось зацепить большим пальцем задвижку и опустить ее вниз. Он затаил дыхание и распухшими пальцами другой руки вывел цепочку браслетов из-под защелки. «Есть!» Волк мягко спрыгнул на пол и зажмурился, не давая боли овладеть сознанием. Браслеты все сильнее давили на опухающие запястья.

– Эй, охрана! – что было сил заорал пленник. Через несколько секунд он услышал неторопливые приближающиеся шаги.

Волк подпрыгнул и уже руками уцепился за крюк под потолком. Шаги замерли, открылось дверное окошко, в проеме показалось широкое лицо «Заднего».

– Чего тебе? – спросил он, убедившись, что пленник по-прежнему висит в том же положении, в каком его и оставили.

– Слушай, друг, – охрипшим голосом произнес Волк. – Я тут подумал: хрен с ними, со штанами! Раз уж Ермоленко позволил кружку – пусть будет кружка, а то сдохну до утра от жажды…

– … за ногу! – донеслось из-за двери ворчание.

А через секунду Волк возликовал – раздался звон ключей.

– Ну вот! – добродушно произнес охранник, проходя в камеру. – А блажил про штаны, чистюля!

Он взял со скамьи полупустую кружку и подошел к пленнику.

– Вот так-то, брат! Жить захочешь – не только штаны уделаешь!

Пока он подносил воду, Волк едва заметно подтянулся на руках… а потом стремительно обвил охранника ногами и обрушил сцепленные в замок руки на череп «Заднего». Тот рухнул как подкошенный…

Волк легко коснулся пальцем его шеи.

– Жив? Ну и хорошо. Жаль тебя убивать через твою же доброту…

Он сорвал с ремня тюремщика связку ключей и почти сразу отыскал в ней нужный – тот был гораздо меньше остальных. Превозмогая боль, парень расстегнул браслеты и положил их на пол. Потом Волк сноровисто снял с охранника одежду, оставив того в одних трусах, переоделся в его форму и, тихо матерясь, с трудом напялил свои ботинки, валявшиеся на полу. Достал из кобуры ПМ, проверил обойму, дослал патрон и вновь засунул пистолет в кобуру, оставив ее открытой. Потом Волк застегнул браслеты на руках «Заднего», не без труда повесил его тушу на крюк и поднял вверх, зацепив звено цепи за арматурину в стене. Затем оторвал большой кусок от своих камуфляжных брюк, скомкал его и затолкал в безвольно открытый рот нового пленника.

– Вот теперь порядок! – удовлетворенно кивнул парень и хлопнул по мясистой щеке. – Если насморка нет – выживешь!

Волк осторожной тенью выскользнул в коридор, прикрыв за собой дверь камеры. За поворотом стоял стол, за которым нес дежурство «Задний». Беглец сноровисто обшарил ящики, но не нашел ничего интересного: какой-то затасканный журнал с голой девкой на обложке и рулон туалетной бумаги. Секунду поразмыслив, Волк подхватил рулон и отправился дальше. Там, насколько он помнил, за поворотом направо был еще один пост – в том месте, где у выхода с лестницы коридоры расходились еще в двух направлениях. Там дежурил еще один боец Борга. «Только бы без шума миновать его… Дальше – несколько пролетов неохраняемой лестницы, потом – пост Дыбенко…»

Волк схватился за живот, согнулся, опустив вниз голову, и оттопырил в сторону руку с туалетной бумагой. Он ускорился, как будто спешил необычайно…

– Петруха, ты куда это? – с беспокойством спросил вояка, по-видимому, не успев заметить подмены.

Волк красноречиво вытянул вверх руку с рулоном бумаги.

– Опять пережрал дерьма какого-нибудь! – почти злорадно прокомментировал охранник. – Ты давай, не задерживайся – через двадцать минут смена.

– Угу, – глухо произнес Волк и, завернув за угол, перевел дух: он понятия не имел, где тут у них туалет.

Прислушался – на лестнице было тихо. Волк извлек из кобуры ПМ, бросил в угол уже ненужную бумагу и легко побежал вверх. «Так, через двадцать минут смена… Что делать с Дыбенко? Убить – не вариант, смена тут же поднимет тревогу… Умыкнуть с собой – практически то же самое…» Он уже почти поднялся на следующий уровень, когда его лихорадочные размышления прервал громкий храп… «Ясно: спит боец, устал после боевого дежурства – неудивительно, что такой кадр после стрельбы обойму не меняет…» Волк бесшумно прокрался мимо развалившегося на стуле разгильдяя и повернул в коридор, заканчивающийся дверью Ермоленко. Лампа в узком проходе перегорела, и темная дверь была едва заметна на фоне стены.

Крадучись Волк приблизился к входу в кабинет, взялся за ручку и осторожно потянул на себя. Дверь поддалась. Волк приоткрыл ее – в кабинете было темно. «Спит и этот бравый вояка! Наверное, у себя на диванчике, что стоит возле окна». Волк прикрыл за своей спиной дверь и на цыпочках медленно пошел к окну. Внезапно его остановили голоса, раздавшиеся совсем рядом. В одном из них, мужском, Волк сразу опознал Ермоленко. Правда, вместо жесткой командной интонации звучал этот голос негромко, ровно и, можно даже сказать, ласково. Волк прислушался.