– Госпожа, – сказал Галеот, – я сделал для вас все, что вы просили; теперь в вашей воле пожаловать ему ту милость, которая надобна ему.

– Какую же милость, по-вашему, я должна ему оказать?

– Госпожа, вы знаете, что он любит вас превыше всего на свете и что ради вас он совершил более, чем любой другой рыцарь. Если бы не он, никогда бы не было и речи о мире с монсеньором королем.

– Да, – ответила королева, – я это знаю; и если бы он только уладил этот мир, он уже совершил бы более, чем я в силах заслужить, ибо он спас честь монсеньора короля; значит, он не может просить ничего такого, в чем я вправе отказать ему по совести. Но, Галеот, он ничего не просит: вместо этого он непрестанно льет слезы с той минуты, как взглянул на этих двух дам; может быть, он боится, что его признают.

– Я ничего не знаю о его тайнах, – сказал Галеот, – но его весьма заботит, как бы его не узнали. Не останавливайтесь на этом, госпожа моя; всего только имейте милосердие к тому, кто вас любит во сто крат больше, чем самого себя.

– Я бы проявила желанное для вас милосердие, ибо я перед вами в долгу; но позвольте, ведь он не просит меня ни о чем.

– Госпожа моя, – сказал Галеот, – вам ли не знать, что невозможно унять трепет перед тем, кого любишь. Я буду просить за него и попрошу вас лишь о том, к чему бы вам и так подобало склониться; ведь большего сокровища вам не найти.

– Я знаю, и я сделаю для него все, что вы скажете.

– Благодарю! Я прошу для него вашей любви; считайте его отныне своим рыцарем; вы будете его верной дамой до конца ваших дней. Этим вы вознаградите его щедрее, чем подарив ему целый мир.

– Ну что же, да! я согласна на то, чтобы он принадлежал всецело мне, а я всецело ему; а вы были бы гарантом нашей верности этому союзу[97].

– Премного благодарен, госпожа! Теперь я требую первого залога.

– Я готова его дать немедленно.

– Благодарю! Я хочу, чтобы вы поцеловали его при мне.

– Я бы охотно на это согласилась; но время и место не позволяют. Эти дамы удивляются, что мы так долго их сторонимся; они непременно будут подглядывать. Впрочем, если он пожелает, я все же на это пойду.

И Ланселот был столь восхищен этими словами, что сумел лишь вымолвить:

– Госпожа, премного благодарен!

– В его доброй воле, – продолжил Галеот, – можете не сомневаться. Давайте встанем, отойдем подальше, как будто держим совет; эти дамы ничего не увидят.

– Зачем я буду заставлять себя упрашивать? – сказала королева. – По правде говоря, я этого хочу еще сильнее, чем он.

Тогда они все трое немного отошли, делая вид, что обсуждают важные дела, и королева, видя, что бравый рыцарь начать не смеет, взяла его за подбородок и одарила долгим поцелуем; столь долгим, что госпожа Малеотская это заметила.

А королева, будучи дамой мудрой и отважной, промолвила:

– Мой милый друг, я вся ваша, и я очень этому рада. Но пусть это дело остается в полной тайне. Вы знаете, что я из тех дам, о которых, увы, говорят больше лестного, чем следовало бы; если из-за вас я потеряю свое доброе имя, это весьма осложнит наши любовные встречи. А вы, Галеот, благо-разумнейший из нас, помните, что если с нами приключится беда, первопричиной тому были вы, как будете причиной и всем радостям, какие мы сулим друг другу.

– С моей же стороны, – сказал Галеот, – мне осталось попросить у вас один дар: не пытаясь разлучить меня с ним, приложите усилия, госпожа, чтобы закрепить узы нашей дружбы.

– Ах! Галеот! если бы я этим пренебрегла, то до чего бы я злоупотребила всем, что вы сделали для нас!

Тут она взяла Ланселота за руку:

– Галеот, я отдаю вам этого рыцаря навеки, оставив за собою мое право на него. Вы согласны, не правда ли?

Ланселот поднял руку в знак согласия.

– Дорогой сир, – продолжила она, – я отдала вам Ланселота Озерного, сына короля Бана Беноикского.

Так Галеот узнал имя своего сподвижника и весьма этому порадовался; ибо он был уже наслышан о былом благородстве короля Бана Беноикского и о славных подвигах Ланселота.

Таково было первое свидание королевы и Ланселота, устроенное принцем Галеотом. Наконец, они поднялись: настала ночь, весь луг был озарен лунным светом. Они вернулись к шатру короля Артура, тогда как сенешаль сопроводил обеих дам. Галеот дал совет Ланселоту побыть с ними, прежде чем вернуться в его стан, сам же взялся проводить королеву. Увидев их, король спросил, откуда они едут.

– Сир, – сказал Галеот, – с этих лугов, где мы были почти на безлюдье.

Они сели и повели беседу о разных предметах, притом что королева и Галеот едва могли скрыть распиравший их восторг. Наконец, королева поднялась и ушла отдыхать в башню; Галеот препоручил ее Богу, сказав, что поедет ночевать со своим дорогим соратником.

XXXVI

Вернувшись в башню и облокотясь на окно, королева предалась мечтам обо всех сердечных радостях, ее переполнявших. Но тайна ее счастья уже не принадлежала ей одной: госпожа Малеотская видела многое, а чего не видела, о том догадалась. Она тихонько подошла и заговорила:

– Как хорошо быть вчетвером!

Королева слышала, но не проронила ни слова, как будто речь эта не достигла ее ушей.

– Да, – повторила та, – как хорошо вчетвером.

Тут королева обернулась к ней:

– Скажите мне, почему вы так говорите?

– Возможно, я допустила невольную нескромность, госпожа; я знаю, что не следует быть накоротке со своею госпожой, если надеешься сохранить ее благосклонность.

– Нет, вы не можете сказать ничего такого, за что я перестала бы любить вас; я знаю, вы так разумны и учтивы, что мне вовсе незачем вас опасаться; скажите мне, что у вас на уме: я этого хочу, я вас об этом прошу.

– Как пожелаете, госпожа моя; я сказала, что хорошо быть вчетвером, поскольку узрела новые узы, свитые вами вчера в роще с бравым рыцарем. Вы и есть та, кого он любит превыше всего на свете, и не следует этому противиться; вам не найти лучшего предмета для своей любви.

– Боже мой! Так вы его знаете? – с живостью воскликнула королева.

– Я его знаю так близко, что только я одна и могла бы поспорить с вами за право обладать им; более года