Эти умершие были на борту «Килинга», а Краузе уже несколько секунд предавался праздным мыслям, когда столько требовалось сделать. На крыло мостика, оглядеть ущерб. Пожар потушили; клочья пены все еще мотались по палубе с каждым креном судна. Петти тоже был на палубе.

– Вернитесь на свой пост, мистер Петти, и доложите обстановку.

– Есть, сэр.

Аварийно-восстановительная служба «Килинга» не выдержала испытания боем; надо будет принимать меры. Двое матросов с носилками пробирались по искореженной палубе; на носилках лежало привязанное неподвижное тело. Баталер третьего класса Мейер.

К громкоговорителю:

– Говорит капитан. Мы потопили подлодку. Сейчас вокруг нас вытекшее из нее топливо. «Додж» подобрал уцелевшего. Десяток наших снарядов попал в подлодку, в нас попала ее торпеда. Мы потеряли товарищей. У нас есть тяжелораненые. – Предложения не складывались. Краузе не мог заставить себя думать о подобающих фразах. – Эти люди исполняли свой долг. Следующая подлодка нам за них заплатит. Наш поход еще не закончен. Всем сохранять боеготовность.

Речь получилась плохая. Краузе не был оратором, а сейчас, сам того не сознавая, вновь переживал тяжелейшее похмелье после напряженного боя, еще усиленное усталостью. Он замерз под теплой одеждой и одновременно взмок от пота, так что знал: стоит на мгновение расслабиться, его зазнобит. На переборке рядом с громкоговорителем висело зеркальце – реликт мирного времени. Краузе не узнал собственное отражение и оттого вгляделся пристальнее.

Глаза отяжелели, веки покраснели. Незастегнутый башлык болтался на заросших щеках. Краузе не воспринимал это лицо как свое, пока не увидел грязное пятно под носом – след давным-давно размазанного майонеза. На подбородке засох яичный желток. Краузе вытер его перчаткой. Все лицо было противное и липкое. Ему надо было умыться. Принять душ, побриться… стоило об этом подумать, как потребности начали напоминать о себе одна за другой. Краузе, волоча ноги, вернулся в рубку и рухнул на стул, вновь приказывая усталому телу не дрожать. Что теперь? Надо и дальше тянуть эту лямку. Локатор по-прежнему пикал. В Атлантике по-прежнему было полно врагов.

– Мистер Найстром, примите управление.

– Есть, сэр.

– Займите позицию для патрулирования фронта конвоя.

– Есть, сэр.

Петти доложил о проведении аварийных работ. Смотреть Петти в лицо, пока тот говорит. Это была его первая проверка в боевых условиях, несправедливо выносить о нем окончательное суждение. Надо сделать ему выговор, но тщательно подобрать слова, потому что их могут услышать другие в рубке.

– Спасибо, мистер Петти. Теперь, когда вы увидели свое подразделение в действии, вы поняли, какие меры надо принять для улучшения его работы.

– Да, сэр.

– Очень хорошо, мистер Петти.

Фипплер доложил о действиях артчасти во время боя. Он насчитал семь безусловных попаданий из пятидесяти с лишним выстрелов.

– Мне казалось, их было больше.

– Возможно, сэр. Могло быть много попаданий, которых мы не заметили.

– В любом случае отличная работа, мистер Фипплер. Молодцом.

– Спасибо, сэр. И орудие номер четыре по-прежнему заряжено. Прошу разрешения разрядить через дуло.

Фипплер спрашивал разрешения произвести выстрел. Оставшийся в горячем орудии заряд слишком опасно извлекать обычным способом: вызванные нагревом химические изменения делают его нестабильным. Краузе огляделся. Внезапный выстрел может смутить конвой, но вряд ли вызовет панику больше той, что уже есть.

– Разрешаю, мистер Фипплер. – Поблагодарить за все; собрать мысли, ничего не упустить. – Только прежде отправьте кого-нибудь объявить о выстреле по громкой связи.

– Есть, сэр. Спасибо, сэр.

Выстрел может встревожить конвой, но с этим ничего не поделаешь, а вот команду «Килинга» лучше предупредить. Ложных тревог по возможности следует избегать, они притупляют бдительность.

Теперь он наконец-то мог спуститься в гальюн. Краузе не помнил, сколько часов назад подумал было сделать это профилактически; за это время потребность успела превратиться в острую и настоятельную. Спускаясь по трапу, он слышал предупреждение Фипплера по громкой связи, но не отметил его про себя, поскольку думал, надо ли нарушить радиомолчание и сообщить в Лондон о растущей беспомощности эскорта. Вопрос был настолько важный, что не оставил места для других мыслей, так что Краузе начисто забыл про свой недавний разговор с Фипплером, и грохот орудия номер четыре застиг его в гальюне как гром с ясного неба. Напряжение электрическим разрядом прошло по всему телу и тут же отпустило, как только Краузе вспомнил, что произошло. Следом пришла досада на себя, шок от того, как быстро он все забыл, и слабость от пережитого испуга. Тем не менее Краузе сознательно задержался еще на две минуты, тщательно, с мылом вымыл лицо и руки и растерся полотенцем. Сразу стало заметно лучше. Он даже вспомнил взять башлык и перчатки, прежде чем начать утомительный подъем по трапам к мостику.

Четверг. Собачьи вахты – 16:00–20:00

Снова менялась вахта. Краузе мучительно взбирался по трапу – каждый шаг отдавался болью в ногах, – а навстречу ему спускались подвахтенные, оживленно болтая, словно школьники на перемене. Видимо, последние события их взбудораживали; во всяком случае, усталыми они не выглядели.

– Слышал Краута?[52] – спросил один молодой матрос другого. – Он сказал…

Кто-то приметил Краузе на трапе и ткнул говорящего в бок. Все посторонились, пропуская капитана.

– Спасибо, – сказал Краузе, протискиваясь мимо них.

Он почти не сомневался, что матросы называют его Краутом. Вот и подтверждение. К нему неизбежно должно было прилипнуть именно это прозвище. Только офицеры между собой называли его прозвищем времен Аннаполиса – Упрямый Ганс.

В рубке ему отсалютовали сразу двое – Чарли Коул, разумеется, и Темме, врач.

– Вы ее потопили, сэр, точно, – сказал Коул.

– Да, мы ее потопили, – ответил Краузе.

– Докладываю о потерях, сэр, – начал Темме и глянул на листок бумаги в руке. – Трое убитых. Старшина-артиллерист третьего класса Пизани, матрос второго класса Маркс, стюард второго класса Уайт. Все тела сильно изуродованы. Двое раненых. Матрос второго класса Боннор, баталер третьего класса Мейер. Оба лежачие. У Мейера сильно повреждены оба бедра.

– Очень хорошо, доктор. – Краузе повернулся к Найстрому и принял его доклад о смене с вахты. – Очень хорошо, мистер Найстром.

– Я тут посоветовался с доком и кое-что вам прописал, капитан, – сказал Коул.