все будет так, как раньше, а? Поверить не могу прям…

– Будет, Татьяна Петровна, обязательно будет. Все возвращается на круги своя. Так и должно быть, наверное.

– Да, Олеженька, да…

– Ну, все тогда? До вечера, Татьяна Петровна? Вы в котором часу домой приедете?

– Так в пятом часу где-то…

– Замечательно! И я к этому времени заявлюсь. Может, чуть раньше… А запасные ключи от квартиры по-прежнему у соседки хранятся?

– Да, у нее. Я ей сейчас позвоню, чтобы ключи тебе отдала.

– Хорошо. До встречи, Татьяна Петровна!

– До встречи, Олежек… До встречи…

Олег улыбнулся, глянув на свое отражение в потухшем экране телефона. Все-таки он у тещи имеет успех… Всегда она на его стороне была и сейчас тоже. Да разве другая теща поддержала бы его в этой ситуации, несколько подлой для ее дочери?

Впрочем, сейчас не об этом надо думать… Надо ведь еще с Риточкой разобраться, перетерпеть ее истерику. Риточке его неожиданное бегство явно не понравится. Да и кому бы понравилось, интересно? И как бы ей все объяснить, чтобы поняла…

Хотя можно и без объяснений обойтись. Потому что с Риточкой объясняться – только хуже себе и ей делать. Она все равно не услышит и не поймет, а он только время потеряет. Надо просто войти в квартиру, молча собрать вещи и молча уйти. Без объяснений. Обойдется без них Риточка. Хорошенького помаленьку, как говорится.

Подъехал к дому, резво взбежал по лестнице на третий этаж, открыл своим ключом дверь. Заранее слепил на лице непроницаемое выражение, но, похоже, оно не пригодится. Потому что Риточки дома нет! Ура, ура! Ускакала куда-то по своим обычным делам – или на посиделки с подружками, или на маникюр, или еще куда. Неважно…

Прошел в спальню, по пути выволок с антресолей чемодан. Бросил его на смятую с ночи постель, открыл дверцу шкафа, принялся кидать в чемодан свои вещи.

Собирался быстро, экономя каждую минуту, – вдруг Риточка вернется. Поставил чемодан в прихожей, накинул куртку… Подумал – а с ключами как быть? Просто на кухонном столе оставить? Но это уж совсем нехорошо как-то… Риточка названивать начнет, выяснять, в чем дело.

Надо ей записку написать, вот что. Какую-нибудь ерунду, приправленную романтикой. Чтоб Риточке не было так обидно.

Сел на кухне за стол, принялся писать. Получалось довольно неплохо, все в Риточкином глупо-сентиментальном духе. Даже не знал, что он может так лихо письма писать… «Прости, малыш, но мы разные с тобой люди. Я понял, что недостоин тебя. Ты позже все бы поняла, что ошиблась во мне… А я не хочу этого, не хочу! Не хочу мучительного выяснения отношений!»

Так, молодец он… Отлично просто! Надо еще что-нибудь втиснуть слезливое. И добавил к написанному: «Ведь мы бы не хотели видеть агонию любви, правда? Расставшись, мы с тобой спасем свою любовь…»

О, а это что-то до боли знакомое получилось, что написал… Вроде бы песня такая есть, в его юности популярной была. Из каждого утюга звучала. Что-то там еще было про снежинки, которые на ресницах таяли… Неважно, в общем.

Оставил записку на столе, положил сверху ключи. Ну все, можно сваливать… Домой пора, домой! Хватит с него романтики, наелся досыта.

Ровно в четыре он позвонил в дверь той самой соседки, у которой хотел взять ключи. Она открыла, глянула на него с любопытством. Потом перевела глаза на его чемодан. И проговорила немного насмешливо:

– Ишь, Машенька-то на моде нынче стала… Один мужик в доме живет, другой сбежал да возвращаться намылился… Чего тебе от меня надобно, а? Чего в дверь звонишь?

– Ключи хочу взять от квартиры. Татьяна Петровна всегда их у вас оставляет на всякий случай, разве не так?

– Ну да, оставляет… А ты что, и есть тот самый всякий случай, да?

– Выходит, что так.

– Да ладно, не суетись. Татьяна-то полчаса назад в подъезд вошла, я видела. Дома она.

Соседка еще раз ухмыльнулась, глядя на его чемодан, и захлопнула дверь. Олег пожал плечами и тут же услышал за спиной радостный говорок Татьяны Петровны:

– Заходи, Олеженька, заходи! Выходит, я раньше тебя домой заявилась… Заходи, родной, заходи!

Он втащил в прихожую чемодан, и Татьяна Петровна указала ему на другой чемодан, притулившийся под вешалкой:

– Вот, я его вещи уже собрала, Жени этого… Успела до твоего прихода. Нехорошо, наверное, чужие вещи собирать, я понимаю, а с другой стороны – отчего ж нет, если все так быстро получилось? Чего тянуть-то? Он, кстати, придет в шесть часов, я Павлику звонила, узнавала. Он его должен после тренировки встретить.

– Может, мне пока убрать свой чемодан, а, Татьяна Петровна?

– Нет, пусть в прихожей стоит! Пусть он увидит, что ты не в гости пришел, а совсем вернулся.

– Ну да, ну да… Верно все говорите, пусть увидит! Я вот только переживаю, что Маша рассердится, что мы с вами так…

– Не переживай, Олежек. Пусть рассердится. Как рассердится, так и успокоится. Я вот поговорю с ней…

– Не надо, Татьяна Петровна. Предоставьте это мне, с Машей я сам разберусь. И с Женей тоже сам поговорю, ладно?

– Хорошо, хорошо… А пока идем на кухню, я покормлю тебя. Успела до твоего прихода котлеток навертеть… Я ж знаю, как ты любишь мои котлетки! Скучал по моей стряпне, признавайся?

– А то… Конечно, скучал. Не то слово…

Ровно в шесть они оба вздрогнули от звонка в дверь. Татьяна Петровна проговорила испуганным шепотом:

– Это они… Женя с Павликом…

Олег сам открыл дверь и, не глядя на Женю, раскинул руки навстречу Павлику:

– Привет, сын! Я соскучился! Ну, иди же скорей сюда, иди… Прости меня, что долго не приходил… Я больше никуда не уйду, я обещаю тебе, мы теперь всегда будем вместе!

Павлик перешагнул через порог и остановился, глядя на Олега растерянно. Потом поднял глаза на Женю, будто ждал от него чего-то. И тут же выскочила из-за спины Олега Татьяна Петровна, затараторила ласково:

– Что же ты застыл, Павлик? Видишь, папочка твой вернулся! Ты разве не рад? Он теперь всегда с тобой жить будет, он же твой папа! Ты ведь хочешь этого, правда?

– Не давите на него, Татьяна Петровна… Дайте опомниться хотя бы… – тихо произнес Женя, с тревогой глядя на Павлика.

– А не надо мне диктовать, что делать! Кто ты такой, чтобы тут командовать? Я пока что в своем доме нахожусь, понятно?

Татьяна Петровна тут же ухватила за локоть Павлика и повела за собой вглубь коридора, приговаривая на ходу:

– Иди, Павлик, иди в свою