Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Местом действия трагедии Еврипид выбирает Коринф. Драма открывается прологом, в котором старая кормилица рассказывает о том, что Ясон недавно покинул свою прежнюю семью и теперь Медея вне себя от гнева и горя. Хорошо зная свою госпожу, кормилица страшится ее необузданного нрава:
Да, грозен гнев Медеи; нелегко
Ее врагу достанется победа.
Однако не ревность и не любовь терзают Медею. Она чувствует себя обманутой в своем доверии и сама говорит об этом коринфянкам, составляющим хор трагедии:
Нежданное обрушилось несчастье.
Раздавлена я им и умереть
Хотела бы — дыханье мука мне!
Все, что имела я, слилось в одном,
И это был мой муж; и я узнала,
Что этот муж — последний из людей.
Страдания Медеи усиливаются от сознания полного одиночества. В сцене встречи Медеи с Ясоном Еврипид показывает, что Медея была права в беспощадной оценке своего бывшего супруга. Он — расчетливый и лживый эгоист, умеющий, подобно некоторым софистам, отстаивать то, что ему представляется удобным. Он пришел убедить Медею в том, что решился на новый брак, заботясь о благе ее и детей. Поэтому он искренне огорчен, возмущен и разгневан, узнав что Медея отвергает его благодеяния:
...Но доброты не ценит
Надменная моей — и ей же хуже.
После разговора с Ясоном Медея твердо решает отомстить ему, хотя еще не представляет, какую месть она выберет. После долгих размышлений она останавливает свой выбор на новой жене Ясона. По античным представлениям, человек без потомства считался проклятым богами и людьми, так как дети признавались гарантией бессмертия для родителей, и, в первую очередь, для отца. Медея хочет убить жену Ясона, чтобы лишить его будущих законных детей, но одновременно она понимает, что удар, нанесенный ему, будет еще большим, если погибнут те дети, отцом которых Ясон уже является. Однако этот удар одновременно постигнет и ее, мать сыновей Ясона, к тому же страстно любимых ею. Поэтому она выбирает своей жертвой лишь жену Ясона и посылает ей во дворец отравленные дары. Как только та принимает подарки, яд проникает в ее тело, и она гибнет в страшных мучениях вместе со своим отцом, коринфским царем, который, тщетно пытаясь спасти дочь, сам подвергается действию смертоносного яда. Медея узнает о катастрофе во дворце и слышит, что разъяренная толпа коринфян ищет ее сыновей, с которыми она отправила во дворец дары. Это известие устраняет все колебания Медеи. Она понимает, что дети обречены и сама убивает их, устраняя с новым преступлением все сомнения и колебания. Со смертью детей измученная страданиями женщина уступает место жестокой бесчеловечной волшебнице, которая злорадно глумится над поверженным врагом.
Современники обвиняли Еврипида в том, что он, якобы подкупленный коринфянами, переделал миф, чтобы переложить на Медею ответственность за преступление их далеких предков. Нам неизвестно, нашел ли Еврипид эту версию мифа в каком-нибудь источнике или выдумал ее сам в поисках жизненной правды. Но, сделав свою героиню детоубийцей, он подвел итог борьбы страстей и тех противоречивых чувств, во власти которых оказалась Медея. Древние критики Еврипида, к которым восходит большинство примечаний в средневековых рукописях еврипидовских трагедий, считали неправдоподобным поведение Медеи, которая убивала своих детей и в то же время искренне их оплакивала. Отсюда возникло утверждение о двойственном характере Медеи, проникшее даже в современное литературоведение и оказавшее влияние на оценку ее образа. До Еврипида внутренний мир человека и его психология не были объектами художественного изображения. Поэтому новаторство поэта очень долго смущало многих, включая Аристотеля. Современным исследователям часто казался странным финал трагедии, где Медея издевалась над морально уничтоженным Ясоном и отказывала ему даже в последнем прощании с мертвыми сыновьями. Стоя на волшебной колеснице бога солнца Гелиоса, она предсказывала установление культа своих детей в Коринфе. И все же финал, несмотря на его кажущуюся изолированность, составляет единое целое со всей трагедией. В эпилоге Еврипид показал торжество мрачных сил, под действием которых преобразилась несчастная страдающая женщина и превратилась в страшное демоническое существо.
Той же самой теме борьбы страстей, источника человеческих страданий, посвящена трагедия «Ипполит», поставленная через три года после «Медеи» (в 431 г.) и удостоенная первой награды. В основе трагедии лежит миф об афинском царе Тесее, легендарном основателе афинского государства. Миф о любви жены Тесея к своему пасынку Ипполиту переплетается с известным фольклорным мотивом преступной любви мачехи к пасынку и обольщения целомудренного юноши. Но Федра Еврипида не похожа на ту порочную жену сановника Пентефрия, которая, по библейскому сказанию, соблазняет прекрасного Иосифа. Федра благородна по натуре: она всеми способами старается преодолеть неожиданную страсть, готовая лучше умереть, чем выдать свои чувства. Страдания ее так велики, что они преобразили даже облик царицы, при виде которой хор в изумлении восклицает:
Какая бледная! Как извелась,
Как тень бровей ее растет, темнея!
Любовь вселила Федре богиня Афродита, разгневанная на пренебрегающего ею Ипполита. Поэтому Федра не властна в своих чувствах. От больной госпожи не отходит старая преданная нянька, стараясь понять причину ее болезни. Житейский опыт помогает старухе: она хитростью выпытывает тайну Федры, а затем, желая ей помочь, без ее ведома начинает переговоры с Ипполитом. Слова няньки поражают юношу, вызывая у него гнев и возмущение:
...Отца
Священное она дерзнула ложе
Мне, сыну, предлагать.
Проклиная старуху, Федру и всех женщин, Ипполит, связанный клятвой, обещает молчать. В первом несохранившемся варианте трагедии Федра сама признавалась Ипполиту в любви, а тот в страхе бежал от нее, закрыв плащом лицо. Афинянам подобное поведение женщины показалось настолько безнравственным, что поэт переделал эту сцену и ввел посредницу-няньку. Дальнейшая судьба трагедии сложилась вопреки