Сильные руки графа держали меня в объятьях крепко и … неприлично близко от мощной груди, вздымающейся в такт биению сердца. Огонь на границе соприкосновения наших тел обжигал, плавно стекая вниз, заставляя испытывать нечто волшебное. Легкое трение раздражающе воздействовало на рецепторы тела, пробуждая давно забытое чувство возбуждения. Кожа, ставшая чувствительной как никогда ранее, мечтала о прикосновении. А я сама об удовлетворении голода, что алчным зверем завладел моим телом.

Мне стало трудно дышать, я начала делать это часто и рвано.

Длинные гибкие пальцы, что сильной хваткой держали мою ладонь, вдруг переплелись с моими в крепком захвате, тем самым выбив весь дух из судорожно ходящих ходуном легких.

Когда закончилась мелодия, я была на грани.

Грани действительности и воображения.

Грани настоящего и вымышленного собственной фантазией.

Шквал аплодисментов оглушил. Это окружающие люди рукоплескали нашему танцу. А я с трудом могла вспомнить, что происходило. Словно тело было в одном месте, а сознание в другом.

— А вы еще говорили, что не умеете танцевать, — с легкой хрипотцой в голосе произнес мне Дитрих на ушко, обдавая теплом своего дыхания.

Во время танца я встречалась глазами с мужчиной, но в то же время не видела перед собой ничего, всецело отдавшись чувствам. Теперь я тонула в омуте его черных очей. Они затягивали меня глубоко в себя, манили за собой, влекли. Под поверхность, на самую глубину.

— Благодарю вас за чудесный вечер, — Дитрих был так любезен, что проводил меня до каюты.

После нашего триумфального танца я ни минуты не сидела на диванчике, всегда находился кто-то, кто желал бы со мной потанцевать. И первым среди желающих оказался сам капитан. Он буквально вырвал меня из лап графа, заявив, что просто обязан станцевать с посаженой матерью его племянника. Я видела, что Дитриху подобное развитие событий не очень-то понравилось, но будучи воспитанным мужчиной, он был вынужден уступить просьбе. А после капитана подошел мой тренер. Май, как истинный наглец, выдал, выдергивая меня из рук Маршала, что если он не станцует именно сейчас, то ему нечем будет хвалиться по прилету на Землю, а он не может себе этого позволить, тем более я ему задолжала оплату за тренерскую работу. Я онемела от наглости, шлепнула его по руке, но танцевать согласилась. Общее веселье настолько ударило мне в голову, что не могла отказаться от чудесного препровождения времени.

И закрутилось. Один. Второй. Третий. Мужчины сменялись один за другим. Но ни в одних объятьях я не чувствовала себя так, как ощущала с Дитрихом. Почему-то в танцах с другими мужчинами отсутствовало то единение, которое я испытала рядом с графом. Было ли это подспудной благодарностью за спасение? Я не знала. Но мне еще раз хотелось ощутить внутренний трепет, испытанный во время кружения с фон Кромом.

Сама бы я ни за что не подошла к мужчине, оставшись стоять, переминаясь с ноги на ногу у стеночки. Во мне никогда не было решительности в отношении с мужчинами. Но граф все решил за меня.

Когда веселье подходило к концу, он, дождавшись окончания очередного танца, просто взял и умыкнул меня под предлогом, что еще не отведала чудесного торта, сотворенного Лукасом. Пришлось извиниться перед претендентом на мою руку и принять предложение графа.

И он на самом деле накормил меня тортом. Лично. Это было так необычно. Меня никогда не кормили с ложечки, тем более на глазах у десятков людей. А тут принудили послушно открывать рот, и смотрели как я слизываю с ложечки крем.

В этом было что-то интимное и… возбуждающее. Чем больше я ела из рук Дитриха, тем острее понимала, что … влюбляюсь в мужчину. Это чувство мне было знакомо по общению с Джеком. Тогда, в прошлом, я тоже позволила себе увлечься мужчиной. Что из этого вышло, иной вопрос.

Легкое головокружение от праздника, эйфория от общения с графом, это было настолько волшебно, что я даже не могла себе представить, что так бывает.

И, когда после официального оглашения о конце вечера, мужчина предложил проводить меня … я не могла отказать.

— Это вам спасибо, Сандра, — Дитрих смотрел на меня сверху вниз, стоя близко. Очень близко. Настолько близко, что я ощущала жар его тела.

Я терялась что еще сказать мужчине, который волновал кровь, заставляя ее бежать в два раза быстрее.

— Думаю, что Лайза и Лукас будут счастливы, — постаралась найти тему для разговора.

— Несомненно.

Что-то разговор у нас не клеился. Меня смущало близкое соседство с Дитрихом, а его, по-моему, это не очень то и нервировало в отличие от некоторых.

— Я, пожалуй, пойду отдыхать.

— Да, конечно, — взгляд графа отчего-то начал наливаться чернотой… и остановился на моих губах. А они враз пересохли и мне захотелось их облизать. Вот до дрожи. Я терпела изо всех сил, ощущая как тянут кожу, как она начинает зудеть, требуя увлажнения.

— Я пойду…

— Только после того, как я вас поцелую, — внезапно сказал мужчина, сознательно давая миг мне на ответ, костяшками пальцев обводя контур лица.

А я им не воспользовалась. Не успела. Видимо, долго думала.

Властный взгляд. Жаркие губы, привыкшие подчинять. Руки: одна на затылке, не дающая возможности отстраниться, вторая на талии, притягивающая крепко к телу, да так, что чувствуешь чужое возбуждение, отчего становится жарко внизу живота. Мои пальцы сминающие шелк рубахи. Требовательное проникновение языка, исследующего рот. Глухой стон, разрывающий вязкую тишину. Чей он? Мой? Его? Наш?

Я давно не девочка, но чувствую себя ею в опытных руках опытного мужчины, знающего что сделать, чтобы даме было хорошо и приятно.

Требовательный поцелуй сменяется легкими прикосновениями, саднящие губы жаждут продолжения, но его цедят по капле, вынуждая ответить, проявить инициативу, почувствовать полноту интимного общения языков.

Минута. Другая. Час. Год. Вечность.

Жар тела силен, но сильнее его только страх.

А вдруг я не понравлюсь? Ведь были до меня. Много. Красивые. Статные. Ухоженные. Холеные, наконец. А я в душе где-то все та же. Ранимая. Неуверенная. Толстая.

Последнее страшнее всего.

— Мне пора, — через силу отрываюсь от сладких губ, обещающих подарить наслаждение. — Я пойду.

— Иди, — меня отпускают, давая свободу.

Как же не хочется уходить. Но мне надо. Чтобы собрать себя воедино. Чтобы понять кем же я стала. Чтобы принять себя такой какая я есть.

Наконец, я смогла увидеть себя чужими глазами. Осознать. Я уже не та. Теперь с меня другой спрос. И требования совсем иные. И отношение.

Я хочу продолжения. Но я еще не готова. Внутренний барьер не снят. Сомнения сильнее меня.

Надо отдать должное графу, он не настаивал, не просился зайти в каюту, и не звал к себе.