Сможет ли Стенхоуп каждый день продолжать делать то, что делал сегодня? Всю оставшуюся жизнь? Его пальцы вцепились в штору. Жить, постоянно пребывая в сознании, постоянно борясь с болью, и никогда не позволять себе нескольких мгновений полного забвения.

Это невозможно. Было бы безумием даже помыслить о таком. И это означает, что он по-прежнему обречен. Ведь так?

Как Джеймс может отказаться от единственного известного ему за все последние годы утешения?

Дверь отворилась, легко скользнув по ковру.

Ему не нужно было поворачиваться, чтобы знать, кто это. Маргарет – его бдительный надсмотрщик. Он наверняка разобьет ей сердце, так ведь? Все его прошлые поступки ясно на это указывали.

– Вы кажетесь очень серьезным после такого дня.

– Я думаю о будущем.

– А-а. – Она прошла по ковру легкими шажками. – Вы позволите мне кое-что сказать?

Стенхоуп продолжал смотреть в темное окно.

– Вряд ли мне удастся тебя остановить.

– То, что я хочу сказать, довольно вульгарно.

Он отпустил штору и обернулся.

– Порази меня.

Маргарет остановилась и сложила руки вместе, как учительница, готовая прочитать лекцию.

– Если одной ногой стоять в прошлом, а другой – в будущем…

Пауэрз заинтересованно ждал.

– Да? Выкладывай уже.

Даже в приглушенном свете было видно, что Мэгги покраснела.

Она откашлялась.

– Можно обмочить настоящее.

Он запрокинул голову и рассмеялся. Она выглядела чрезвычайно сконфуженной, плечи расправлены, руки стиснуты, рот чопорно поджат. Как ему хотелось лишить ее этой чопорности. Разрушить ее потребность всегда выглядеть совершенной.

– Маргарет, я знаю, что ты слышала вещи и похуже, но должен признать, меня удивляют подобные слова из твоих уст.

– Я решила, что стоит рискнуть. Молодые ребята часто так говорили, особенно во времена голода.

– В самом деле?

Маргарет кивнула, ее рыжие волосы ярко горели в свете лампы.

– Нельзя жить прошлым или будущим, иначе у тебя никогда не будет настоящего.

– Не уверен, что это так уж плохо.

Она вздрогнула.

– Я тебя никогда об этом не спрашивала, потому что думала, что знаю ответ, но…

Джеймс сунул руки в карманы халата. Сегодня они были так близки, так полны понимания и веселья. А теперь снова появилась неуверенность. Виконт понял, что скучает по простому чувству товарищества.

– Спрашивай, Мэгги.

– Ты хочешь умереть?

Он напрягся.

– Это дерзкий вопрос.

– Да, но то, что ты сейчас сказал… о том, что, возможно, лучше не иметь настоящего…

– Я понял, что ты имеешь в виду. – Как Джеймс может ей объяснить? Такие мысли никогда не высказывают вслух, по крайней мере по его опыту, но он точно не хотел, чтобы у Мэгги сложилось неправильное впечатление. – Ты должна понять. У меня нет желания покончить с собой, несмотря на свидетельства моего поведения в последние месяцы. – В горле появился ком. Стенхоуп остановился, пытаясь от него избавиться. – Но было время после смерти Джейн и Софии, когда мне хотелось умереть.

– Я понимаю.

– Понимаешь? – Он закрыл глаза, вспоминая черные ночи, проведенные в спальне съежившись с зажатой в руках бутылкой и глядя на лежащую на столе бритву. – Я часто думал, что если бы просто покончил со всем, то, по крайней мере, мог бы быть вместе с ними, но, говорят, самоубийцы отправляются прямиком в ад.

– А ты надеешься избежать геенны огненной?

– Я сделаю для этого все возможное, да. Может быть, деньги, которые я отправил в Ирландию, помогут сделать так, чтобы райские врата не захлопнулись перед моим носом.

– Это единственное твое доброе дело? – спросила она.

Джеймс подумал о том, что произошло не так давно. Мэри. Это было доброе дело. Может, единственный хороший поступок среди моря плохих. Он помог спасти ее. И она заставила его снова чувствовать. Это было настоящей катастрофой. Эти чувства. Они загнали его еще глубже во тьму.

– О чем ты сейчас подумал?

Виконт помотал головой.

– Прошу прощения?

– О ком ты вспомнил? У тебя было такое странное выражение лица.

– Это тебя не касается.

– Нет. Если ты не хочешь говорить об этом, то нет.

– Не хочу.

Маргарет подошла ближе и разжала руки.

– В любом случае, спасибо.

По какой-то необъяснимой причине ему захотелось отступить, словно они вдруг оказались слишком близко.

– За что?

– За то, что ответил на мой вопрос. Это было не просто.

Джеймс выдавил холодный взгляд.

– Очень просто. Я бы или ответил, или нет.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она, опустив плечи.

– Что делаю?

– Отдаляешься, когда мне кажется, что я начинаю тебя узнавать.

«Потому что, – хотелось ему закричать, – если ты узнаешь меня настоящего, тебе может не понравиться то, что ты увидишь». И к собственному ужасу Джеймс понял, что не сможет этого вынести. И он убежден, она делает то же самое, когда он задает ей вопросы. Пауэрзу хотелось бросить ей это в лицо. Но он не желал сделать ей больно.

Каким-то образом всего за несколько дней виконта стало слишком сильно волновать, что думает эта женщина, и он чувствовал себя предателем. Он всегда все держал в своих руках, всех спасал и не нуждался в спасении, а ведь именно это доблестно пытается сделать Маргарет.

Она перевернула все с ног на голову, заставила его нуждаться в ней, а не наоборот. По сути, она, казалось, отказывается нуждаться в нем.

Но это Стенхоуп может изменить. Он может заставить ее нуждаться в нем. По крайней мере некоторым образом.

– Джеймс?

Он опустил взгляд на ее рот.

– Мм?

– У тебя очень странное выражение лица.

Джеймс знает, есть только один способ заставить эту ирландку нуждаться в нем, и внезапно это стало важнее всего.

– Мое выражение отражает мои мысли.

– Странные?

– Я думаю, что поцеловать тебя, почувствовать твои губы под своими, будет так же полезно, как наша сегодняшняя прогулка.

Губы Мэгги раскрылись, и она отшатнулась.

– Я…

– Поцелуй меня, Мэгги.

Она оглянулась на дверь.

– Я не думаю, что это хорошая идея.