– Насколько я понимаю, вы любите классическую литературу? – спросил Грей.

– Я сам давал клички всем собакам в этой псарне, – сообщил Джошуа, игнорируя вопрос Грея. – Если бы я позволил это делать Беатрис, то там были бы сплошные Солнышки, Бриллианты и Щеголи.

– Я никогда не выбирала таких кличек! – запротестовала Беатрис.

– А что с ними не так? – спросила Гвин, и Беатрис сразу же стало приятно от того, что Гвин ее поддержала. – Мне эти клички кажутся очень милыми.

– Это фоксхаунды, а не мопсы, – заметил Джошуа. – Это охотничьи собаки, и заводят их для охоты. У них не должно быть «милых» кличек.

Беатрис холодно посмотрела на брата:

– А кто называет собак Меркурий и Зевс? Это не герои из произведений Гомера, ради всего святого!

Джошуа моргнул.

– А что ты знаешь о произведениях Гомера? – спросил он.

– Знаешь ли, я умею читать, – фыркнула Беатрис. – Я просто читаю другие книги, не те, что ты. А теперь давай прогуляйся с собаками. Может, тебе повезет и они сделают свои мужские дела тебе на сапоги! Грей, Гвин и я встретим тебя у развалин. – Беатрис приподняла юбки и посмотрела на Гвин и Грея: – Пошли! Пусть мой брат остается со своими фоксхаундами.

– Иди с Греем. – Гвин бросила взгляд украдкой на Джошуа: – Я составлю компанию твоему брату.

– Как хочешь. Хотя надеюсь, что ты его не придушишь за то, что вел себя как полный идиот, пока вы туда добираетесь.

И после этих слов, которые даме произносить не следовало, она пошла по подъездной дорожке к тропинке, которая шла через сад и вела к развалинам.

Грей последовал за ней. Как только он догнал Беатрис и они оказались вне пределов слышимости, он спросил:

– А что случилось-то?

Не было смысла скрывать правду.

– Мой брат выводит меня из себя. Гвин была так мила, а он не может не вставлять свои комментарии. Она полна энтузиазма, а он словно хочет его подавить. Он точно так же ведет себя со мной. Постоянно! Мужские имена! «Кличка должна звучать мужественно». Это собаки. Им все равно, как их назвали.

– Ты определенно очень серьезно подходишь к этому делу с выбором собачьих кличек.

– Собаки – это только часть того, что вывело меня из себя.

Беатрис больше злилась из-за всех жертв, на которые она пошла из-за Джошуа, из-за всех тайн, которые она хранила. И ради чего? Казалось, его совершенно не беспокоит то, что его могут повесить за убийство. И Беатрис уже начинала задумываться: а какое ей до этого дело? Почему она-то так беспокоится?

Но она не могла не беспокоиться. С тех пор как Джошуа вернулся с войны, они жили только вдвоем, они заботились друг о друге, и больше не было никого, кто заботился бы о ком-то из них. Беатрис раздражало то, что Джошуа не понимал, как много все это для нее значит.

«Для меня нет ничего важнее твоего будущего, утенок, хотя я знаю, что ты не всегда этому веришь».

Она вздохнула. Определенно их отношения так же много значили и для ее брата. А из-за этого ее намерение его защитить, даже если он сам не станет защищаться, только усилилось.

– Можешь идти быстрее? – спросила она у Грея. Теперь она говорила совсем не таким тоном, как в доме. От официальности не осталось и следа.

– Что пожелаешь, озорница. Кстати, а куда мы так спешим?

– Мне нужно с тобой поговорить. И мне нужно, чтобы нас не слышал мой брат.

– Понятно, – произнес Грей и тут же помрачнел.

Больше он не выступал ни с какими замечаниями, пока она шагала по тропинке к месту, где надеялась с ним поговорить наедине.

Как только они до него добрались, Беатрис потянула Грея к густым кустам – по крайней мере, на первый взгляд они смотрелись как густые кусты. На самом деле там скрывалась тропа, ведущая на большую поляну, где первой бросалась в глаза каменная скамья. Но стояла там не только она.

Грей обвел поляну взглядом, потом остановил его на тщательно построенной в одном конце беседке в окружении эрширских роз.

– Что это за место?

– Один из первых небольших проектов дяди Эрми. Работа его ландшафтного дизайнера.

Беатрис содрогнулась при мысли о том, в каких целях он, вероятно, использовал это место, но она не знала никакого другого, которое не будет видно с тропы. Нигде больше нельзя было поговорить наедине так, чтобы им никто не помешал.

– А твой брат знает про это место?

– Нет. И я бы не знала, если бы не помогала дяде со счетами, которые выставлял этот ландшафтный дизайнер. – До нее начало доходить, почему Грей задал этот вопрос, но, тем не менее, она уточнила: – А почему ты спрашиваешь?

– Просто так.

Но выражение его глаз говорило, что он лжет.

– Скажи правду – ты спрашиваешь, поскольку считаешь, что Джошуа здесь стоял, – прошипела Беатрис. – Ждал здесь дядю Эрми в ту ночь, когда он умер.

Грей скрестил руки на груди:

– А почему я должен так считать?

Она гневно посмотрела на него:

– Имей совесть! Не притворяйся, что ничего не знаешь, глядя мне в лицо. Я слышала, как вы с Шериданом обсуждали моего брата в тот день, когда мы с тобой вдвоем танцевали в нише.

Грей грязно выругался, а Беатрис сделала глубокий вдох:

– Ты считаешь, что мой брат убил моего дядю.

Проклятье! Она знала все это время?

К облегчению Грея, они как раз услышали голоса Вулфа и Гвин, которые медленно шли по тропинке мимо входа на поляну. Поэтому Грей с Беатрис были вынуждены молчать, а это дало Грею время, чтобы собраться с мыслями.

Он должен был этого ожидать. Он ведь с самого начала боялся, что Беатрис могла подслушать, как они с Шериданом обсуждали ее брата. Но прошло несколько дней, она ничего не сказала и даже не намекнула, и Грей успокоился, считая, что страхи его беспочвенны. Он просто предположил, что ее холодность объясняется его отказом рассматривать вопрос женитьбы на ней. Он явно ошибся.

Когда голоса и шаги Вулфа и Гвин удалились, Грей заговорил:

– Прости, Беатрис. Я не собирался…

– Обвинять моего брата в чьей-то случайной смерти? – Она скрестила руки на груди. – Конечно, собирался. Не важно, что он служил своей стране, а теперь работает в этом поместье. И служил, и работает он прекрасно! Он успел получить награды до своего ранения. А теперь он практически ведет жизнь отшельника и рявкает на всех. Логичный выбор негодяя, мой брат прекрасно подходит. Если искать негодяя, чем, очевидно, вы двое и заняты. Только я не могу понять почему.

– Не можешь? Ты прилагаешь все усилия для того, чтобы не говорить о брате, как, впрочем, и о дяде.