социальными существами. Из всех внешних стимулов, которые постоянно на нас обрушиваются, особенно важны лица. Важны настолько, что нужно быть сверхвнимательными.

Иногда лучше видеть лица там, где их нет, чем испытывать трудности в развитии и общении из-за того, что их не замечаешь. Суть в том, что в процессе эволюции мы научились интерпретировать окружающую среду таким образом, что это может привести к ложным срабатываниям, таким как лицо, которое мы видим в разводах древесного среза или в облаке. Пристальное внимание к лицам – лишь один из примеров того, как в поисках подходящих закономерностей человек замечает упорядоченность в случайности. Тенденция искать закономерности там, где их нет, известная как стереотипирование, относится не только к осмыслению нашего физического окружения. Помимо раздражителей, постоянно воздействующих на органы чувств, мозг получает бесконечную мешанину информации о произошедших событиях. Чтобы иметь возможность предсказывать и контролировать будущее, необходимо осмыслить произошедшее, отсюда возникает естественная склонность к созданию повествования. Обычно в таком повествовании события располагаются по порядку, от самых давних к последним. Чтобы превратить хронологию в историю, необходим еще один компонент – причинно-следственная связь.

Главные события в повествовании – те, которые объясняют последующие: события в начале истории являются причиной тех, что в середине, а события в середине истории – причина концовки. Нас особенно захватывают истории с персонализированными событиями, то есть с участием людей. Причинно-следственные связи для событий, связанных с людьми, – это намерения и мотивы.

Первые объяснения кошмарного насилия на проселочной дороге в Кенте начинаются с человека, чьи предыдущие преступные действия указывают на его потенциальную опасность. Следующая часть истории – это отсутствие мотивации у психиатров реагировать на явные признаки опасного поведения. На этом фоне финал истории кажется неизбежным. Повествование о неизбежности или возможности предотвратить события успокаивает, помогает разобраться в сложной ситуации. Убедительность истории основывается не только на ее способности дать простое объяснение, она также направляет нас к простому решению. Если изолировать явно опасных людей, то насилие можно предотвратить.

Повествование не становится ошибочным только потому, что создано на скорую руку, без тщательного изучения фактов. Во многих случаях первоначальные подозрения в ненадежном подходе психиатров при взвешенном анализе данных оказываются верными. Но всегда ли это так?

Высококвалифицированная комиссия судебных экспертов провела серьезное расследование, тщательно изучив все доступные сведения о Майкле Стоуне и его контактах с психиатрическими службами. В отчете о расследовании, опубликованном в 2006 г., отмечалось, насколько трудно помочь человеку вроде него.

Перед теми, кто занимался Стоуном, стояла сложная задача. Никто не мог с уверенность предвидеть, что он скажет или как себя поведет. Понятно, что существовали разные мнения о характере состояния Майкла Стоуна и о том, как лучше его контролировать. Аналогичным образом невозможно было однозначно оценить и реальную опасность, которая от него исходила, кому она грозила, при каких обстоятельствах, и что можно было сделать для снижения риска… Следует отметить, что в течение всего расследования Стоун получал значительную помощь от всех соответствующих служб. Нельзя сказать, что его игнорировали.

Исчерпывающий анализ, проведенный в рамках расследования Стоуна, показывает, что вполне возможно противостоять соблазну упрощенных схем, но опыт говорит о том, что это исключение. Следователям, не располагающим таким же количеством времени, опыта и ресурсов, очень трудно не поддаться предвзятому образу мышления, который определяется самим методом расследования.

Я закончил диагностический раздел своего отчета о Гэри. И пришел к выводу, что Гэри определенно соответствует критериям диагноза «диссоциальное расстройство личности». Фактически это значит, что он совершает такие же поступки, как и многие другие правонарушители, только гораздо чаще и дольше. Неоднократные правонарушения, начиная с раннего подросткового возраста, нередко импульсивные, плюс отсутствие постоянной работы – этого достаточно для такого диагноза. Неудивительно, что при таких диагностических критериях почти у 50 % заключенных имеется диагноз «диссоциальное расстройство личности», как и у Гэри.

К криминальному поведению Гэри добавилась проблема зависимости от наркотиков. Это означало, что ему могли поставить еще один диагноз. Расстройство, связанное с употреблением психоактивных веществ, как сейчас принято его называть, также имеется почти у половины заключенных.

Хотя голоса и странные мысли вроде тех, что описал Гэри, встречаются не так часто, всего у 15 % заключенных-мужчин, они тоже неуникальны. Среди моих пациентов тюремной больницы такие симптомы встречаются довольно часто. Итак, с одной стороны, Гэри не выделяется из сотен пациентов, которые прошли через мою клинику и в конечном итоге вернулись в общество и никого не убили. С другой стороны, он поразительно похож на Майкла Стоуна.

Как следствие, мне на ум приходили истории с пугающим финалом. Я их не отбрасывал. Эти ужасные истории – неформальная часть моего метода оценки. Например, я представляю, что после освобождения Гэри перестанет посещать психиатрическую клинику, начнет употреблять больше крэка и его будут одолевать агрессивные побуждения. Такое вполне возможно, размышляю я. Но его положение может и улучшиться. Чуткая, высокомотивированная участковая медсестра может убедить его возобновить прием лекарств и снова обратиться к наркологам. Он выйдет из фазы нестабильного поведения. В моем воображаемом сценарии, когда выяснится, что он воровал в магазине, курирующие его врачи будут довольны тем, что он совершил несерьезное правонарушение и, вопреки ожиданиям, снова посещает психиатра.

А что, если, размышлял я, однажды он слишком поздно обратится к психиатру? Если прежде, чем он вернется к приему лекарств и откажется от наркотиков, он не сумеет сопротивляться желаниям? Медсестра заметит, что он в плохом состоянии, и спросит у психиатра, не следует ли его повторно госпитализировать. Тот решит, что эта ситуация не так уж сильно отличается от тех, после которых Гэри приходил в себя, и порекомендует продолжать работу с пациентом. Однако в этот раз все окажется по-другому, и Гэри больше не сможет противостоять побуждениям к убийству.

Нетрудно представить, что расследование сосредоточит внимание только на двух важнейших упущенных возможностях. Анализируя последний рецидив, психиатры выявят его отличия от предыдущего. Они обнаружат явные признаки повышенного риска. Поставив себя на место медсестры и психиатра, которых вызовут на слушания, я ощутил тревогу и гнев, поскольку мне приходится отстаивать позицию, которая имела смысл до инцидента, но больше не имеет. А еще я представил, что вторым объектом их внимания будет решение об освобождении Гэри из тюрьмы. Побуждения к убийству были явным тревожным сигналом, заключит расследование. Он не всегда соблюдал режим приема лекарств и употреблял наркотики, даже находясь в тюрьме. Как я мог пропустить такие очевидные признаки? Для них, да и для меня теперь, когда я знаю, что произошло, очевидно, что не следовало соглашаться на освобождение такого опасного человека, как Гэри. Попытка защитить свое решение, сказав, что тогда он не был так опасен, как сейчас, выглядит жалко.

Что касается политиков, то для них способ предотвратить преступления вроде совершенного на той деревенской дороге в Кенте был прост. Майкла Стоуна следовало поместить в больницу, чтобы оградить от него общество. Причина, по которой он не был задержан, по их мнению, заключалась в том, что психиатры халатно отнеслись к своим обязанностям. Джек Стро, министр внутренних дел в правительстве лейбористов того времени, заявил, что «психиатрам пора серьезно пересмотреть свои методы и внести в них изменения: до сих пор им этого не удавалось». Эта история развивалась в двух направлениях.

Одно из них было выражено описанием Майкла Стоуна в газете Mirror как «ходячей бомбы замедленного действия». Он был настолько опасен, что преступление выглядело неизбежным. Это был лишь вопрос времени. Отсюда оставался всего один шаг до признания некоторых людей также опасными и, следовательно, до необходимости содержать их под стражей, чтобы предотвратить будущие преступления. Еще до публикации отчета о расследовании были приняты меры, не допускавшие попадания опасных преступников на улицы. Такой превентивный подход к содержанию под стражей основан на ревностной вере в существование опасных людей. С этой верой связаны жалобы на то, что психиатры с предубеждением относятся к пациентам с расстройством личности по сравнению с пациентами с психическими заболеваниями. Согласно ранним версиям истории Майкла Стоуна, он не получил своевременной помощи, поскольку страдал от расстройства личности, а не от психического заболевания. Безусловно, в анализе отношения психиатров к пациентам с расстройством личности была доля правды, которая выражалась в названии научной статьи 1988 г., опубликованной в British Journal of Psychiatry: «Расстройство личности: пациенты, которых не любят психиатры?» Сейчас многое изменилось, но только потому, что специалисты в области психического здоровья признают: пациенты с расстройством личности нуждаются в помощи, даже если до сих пор отмечается нежелание предоставлять им эту помощь в рамках основных услуг. О том,