даже когда уже ничего не мог этим добиться. Он прошел программу детоксикации. Нужно признать, он перестал так часто говорить о голосах, хотя позже задал риторический вопрос, зачем ему раскрывать что-то личное, если от этого просто отмахнутся.

Позже Гэри признался: он надеялся, что, рассказывая о голосах, сможет отсрочить детоксикацию. Однако в то время он и впрямь слышал голоса: если у человека есть какие-то корыстные мотивы для определенных утверждений, это не всегда означает, что он говорит неправду.

Когда я не был занят пациентами, Сара постучала в дверь моего кабинета.

– Точно не уверена, Тадж, но, похоже, его действительно беспокоят голоса. Он говорит, что их слышит. А еще говорит, что это больше похоже на мысли, но такие, которые он не может контролировать. Они велят ему напасть на кого-то, и он мысленно видит ужасные сцены, как это будет. Было бы здорово, если бы вы просто на него взглянули.

Я не придавал особого значения тому, кого именно принимать в клинике. Считаю, что медсестры, справляющиеся с таким количеством пациентов, в состоянии определить, как использовать мое ограниченное время.

– Конечно, нет проблем. Запишите его на ближайшее свободное время.

Когда через несколько недель я увидел имя Гэри в своем списке, то уже забыл о разговоре с Сарой. У меня даже не было времени просмотреть его карту до начала приема. Я рассчитывал, что смогу отложить прием на пять минут, чтобы прочитать последние записи, но мне сказали, что Гэри вышагивал по камере, а потом проревел через окошко, что, если я сейчас же его не приму, он вернется обратно в отделение. Я пошел за ним сам. Вызвав его и сопроводив в комнату для беседы, я получил бы возможность узнать его отношение к нашему разговору еще до того, как за нами закроется дверь.

Когда я шел в изолятор, где заключенные ожидают приема, медсестра, имевшая дело с Гэри, спросила, не хочу ли я, чтобы кто-нибудь сопровождал меня во время приема. Присутствие лишнего человека, вероятно, помешает откровенному разговору, но стоит подумать о безопасности.

Комната, которую мне выделили, была неидеальной. Это было переоборудованное складское помещение, стол придвинут к дальней от двери стене. В отличие от специальных комнат для допросов, здесь не было панели, через которую за нами при необходимости могли бы наблюдать другие. Иногда, как в данном случае, я придвигал стол ближе к выходу. При этом я оказывался дальше от вмонтированной в стену тревожной кнопки, но в случае необходимости предпочитал возможность быстро выбраться, а не ждать, пока другие отреагируют на сигнал тревоги. Я решил не брать с собой медсестру, а оставил дверь приоткрытой и попросил медсестру следить за ситуацией.

Я отпер дверь в камеру и назвал полное имя Гэри. В то время как большинство заключенных сгрудились в группы по два-три человека, перешептываясь друг с другом, Гэри держался обособленно. Он подозрительно косился на остальных, и казалось, что они тоже не спускают с него глаз и сохраняют дистанцию. Он подошел к двери, не встречаясь со мной взглядом и даже не поднимая головы. Оказавшись в тишине коридора, я еще раз назвал его имя, проверяя, тот ли это человек. Гэри не ответил на мой вопрос, но уверенно зашагал по коридору, из чего я заключил, что он подтверждает свою личность и согласие встретиться со мной.

Я заметил, как он на мгновение застыл на пороге комнаты для беседы. Он был немного ниже меня ростом, но плотнее сложен. Его взгляд метался по комнате. Видимо, убедившись, что входить безопасно, он подошел к столу. Я жестом предложил ему сесть, но он остался стоять. Я чувствовал себя некомфортно от того, что он был слишком близко.

– Зачем это все? – огрызнулся он.

Демонстрация беспокойства – не очень хорошо для первой встречи. В мире Гэри не уважают слабость. Увидев признаки уязвимости в другом человеке, он бессознательно мог бы посчитать наше взаимодействие боевым столкновением. На более сознательном уровне он почувствовал бы раздражение от того, что я воспринял его вопрос как потенциальную агрессию. Если бы я объяснил, что дело скорее в его тоне, а не в словах, это, вероятно, усилило бы его гнев. К тому же, пытаясь скрыть тревогу, я не смог бы укрепить свой авторитет.

Начав ему отвечать, я отвел одну ногу назад и незаметно переместил на нее вес, чтобы увеличить дистанцию между нами. Не успев просмотреть записи и забыв разговор с Сарой, я был в таком же неведении о причине нашей встречи, как и он.

– Одна медсестра считает, что наш разговор будет вам полезен, – сказал я.

Я произнес общую фразу, которая годилась почти для всех заключенных, которых я принимал в больнице. По выражению его лица я понял – этого недостаточно, чтобы он принял решение остаться или уйти.

– У меня не было возможности проверить точную причину по записям, но не могли бы вы присесть, а я быстро посмотрю? – продолжил я.

В другой ситуации от резкого скрипа стула по полу, усиленного эхом, я бы вздрогнул. Но сейчас тщательно контролировал себя и сумел удержаться от немедленной реакции, поняв, что нет нужды защищаться. Гэри отодвинул стул, только чтобы сесть на него. Молчаливое согласие Гэри на разговор застигло меня врасплох. И пока я колебался, он буркнул:

– Ну ладно.

Если бы я сел прямо к компьютеру, Гэри оказался бы сбоку, на границе моего периферийного зрения. Вместо этого я подвинул монитор и повернул стул так, чтобы оказаться лицом к Гэри. Просматривая записи, я следил за его движениями слева от экрана. Я искал более длинную запись, в которой речь, скорее всего, шла о его психическом, а не физическом здоровье. И как только наткнулся на записи Сары, сразу же вспомнил наш разговор.

Хотя Гэри завершил разговор примерно через десять минут и почти ничего не рассказал, я посчитал нашу первую встречу успешной. Он не вышел из себя, хотя был к этому готов, и дал твердое обещание встретиться со мной снова.

Утром накануне следующей встречи Сара робко подошла ко мне.

– Сегодня утром вы должны встретиться с Гэри. Он сказал, что согласен, но только если вы придете в тюремное крыло и встретитесь с ним там.

Мне сразу захотелось ответить, что сегодня у меня не будет времени туда идти. Из-за такой задержки я опоздаю на другие встречи. Я мог бы возразить, что, насколько я знаю Гэри, он способен самостоятельно принять решение и, если ему не хватает мотивации, чтобы пройти двести ярдов из своего крыла до больницы, вероятно, он не так уж нуждается в помощи. Но Сара заходила к нему вчера и теперь просила меня нарушить привычный распорядок, а это было необычно. Я доверился ее мнению: для работы с этим человеком потребуются дополнительные усилия. Я спросил, можно ли перенести другие утренние встречи, чтобы сходить в дальнее крыло.

В следующие восемь месяцев мне пришлось отменять некоторые консультации, чтобы видеть прогресс Гэри, но прогресс все же был. Перед тем как Гэри перевели в другую тюрьму, он довольно регулярно посещал приемы и согласился на лечение. Пусть он и не был самым послушным заключенным, но уж точно стал меньше досаждать как надзирателям, так и сокамерникам.

Спустя почти два года имя Гэри снова появилось в списке моих пациентов. Его вернули в тюрьму, где я работал, чтобы подготовить к слушаниям по условно-досрочному освобождению. Во время первой встречи после его возвращения казалось, будто мы видимся впервые. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы выудить из него несколько отрывочных сведений. Он как будто проверял, можно ли мне все еще доверять. Он знал, что меня попросят подготовить отчет для слушаний по условно-досрочному освобождению. Я мог бы отказаться, сославшись на возможные пагубные последствия для терапии, но все же не отверг просьбу и попросил его сделать то же самое. На этот раз мне не потребовалось столько времени для налаживания отношений.

Вместе с официальным запросом на проведение экспертизы пришло досье для условно-досрочного освобождения. Тезисно я уже знал характер правонарушения и приговора Гэри, но теперь у меня был доступ ко всем данным. Здесь была стенограмма приговора, список предыдущих правонарушений, отчеты инспектора по условно-досрочному освобождению и персонального куратора. Гэри ограбил магазин на углу, угрожая хозяину большим кухонным ножом. Судья вынес приговор, который только недавно был добавлен в свод законов; хотя срок не был пожизненным, он не имел определенной конечной точки. Гэри получил такой приговор, поскольку, принимая во внимание его предыдущие правонарушения, судья решил, что нужно оградить от него общество, возможно, навсегда. Гэри уже однажды подавал прошение об условно-досрочном освобождении, но его отклонили. Мне предстояло подготовить психиатрический отчет для второго слушания по условно-досрочному освобождению.

Когда я приступил к подготовке отчета, то начал размышлять,