и уважаемого педиатра и ученого. Говоря о вероятности того, что обе смерти произошли по естественным причинам, профессор Мидоу утверждал, что риск «смерти в колыбели» в такой семье, как Кларки, составляет 1 к 8543. Чтобы получить вероятность смерти двух детей по этой причине, он возвел эту цифру в квадрат и с драматическим талантом объявил в суде, что шансы обоих детей в такой семье умереть от естественных причин сродни шансам четырех разных лошадей, на которых ставят с коэффициентом 80 к 1, выиграть скачки Grand National в течение четырех лет подряд – 1 к 73 млн.

Умножение вероятностей – это разумный статистический прием для определения вероятности наступления двух несвязанных событий. Например, если вероятность того, что на подброшенной монете выпадет «орел», равна 1 к 2, то вероятность того, что это произойдет дважды подряд, равна 1 к 4. Однако обвинение, основанное на таких цифрах, несовершенно по двум причинам. Во-первых, эта цифра, даже если бы она была верной, представляет собой лишь вероятность того, что в семье с такими характеристиками произойдет две «смерти в колыбели»; это не означает вероятность того, что Салли невиновна. Во-вторых, что более важно для суда над Салли Кларк, было ошибкой умножать вероятность «смерти в колыбели» на ту же цифру. Наличие одной «смерти в колыбели» увеличивает вероятность второй, поэтому эти события связаны. Тем не менее Салли Кларк признали виновной.

Первая апелляция на приговор была отклонена, но во втором случае судьи апелляционного суда постановили, что статистические доказательства не следовало представлять присяжным в том виде, в котором они были представлены. Эти данные были признаны решающими при рассмотрении дела присяжными. Без учета недостоверных статистических данных обвинительный приговор Салли Кларк был отменен, и ее выпустили из тюрьмы.

Свидетелям-экспертам совершенно справедливо внушается, что мы не должны выходить за рамки своей компетенции. Наше участие в судебном процессе оправданно, поскольку неспециалист не может принять решение по определенному вопросу. Обладая экспертными знаниями в той или иной области, мы склонны забывать, что при этом начинаем мыслить как непрофессионалы в других областях. Это может иметь серьезные последствия для судьбы подсудимого и для репутации экспертов в суде.

Первый шаг для каждого эксперта – осознать предвзятость своего мышления. Помимо шаблонности и эвристики доступности, существует множество других факторов, которые нам мешают. Точно так же, как судебные психиатры должны понимать собственные предубеждения и ограничения при взгляде в будущее, следователи должны понимать и сопротивляться предположениям, которые построены на основе взгляда в прошлое.

Многие видели изображение оптической иллюзии, которое находится в свободном доступе в интернете и состоит из бессистемных черных пятен на двухмерном белом фоне. При первом взгляде на картинку не видно никакой закономерности, но затем, при внимательном рассмотрении, случайные пятна как бы превращаются в собаку породы далматин на переднем плане трехмерного пейзажа. Когда мы снова смотрим на изображение, то уже не можем «развидеть» эту собаку и переключить сознание на случайный набор пятен. Точно так же, узнав о преступлении Майкла Стоуна, мы не можем выкинуть его из головы. Почти так же невозможно сопротивляться ретроспективному упорядочиванию и связыванию событий таким образом, чтобы они приводили к известному нам финалу.

Я придумал метод лечения и наблюдения за Гэри, этот метод должен был смягчить основные факторы риска. Если его применить, вполне возможно, что Гэри вписался бы в общество. Хотя риск неудачного исхода, как мне казалось, был очень мал, худший сценарий по-прежнему не шел у меня из головы. Существовал простой способ от него избавиться. Достаточно привести аргументы в пользу того, что освобождать Гэри рискованно: я бы подчеркнул его склонность к убийствам, а на свободе увеличилась бы вероятность несоблюдения режима и употребления наркотиков. Для всех, включая меня, было бы безопаснее выступить против освобождения Гэри. Я бы уберег свою репутацию и репутацию клиники. Но такой подход меня не устраивал, я понимал, что должен постараться освободить Гэри.

Важным компонентом моего метода будет поддержка и наблюдение со стороны местной психиатрической службы. Еще до слушаний по условно-досрочному освобождению я выписал направление к психиатру, который обслуживал район, где находилось общежитие для досрочно освобожденных. В письме я не стал умалчивать о сложностях и потенциальном риске. Поскольку я не получил ответа, то позвонил его секретарше, которая сказала, что врач занят в клинике, но свяжется со мной. Он так этого и не сделал. Я продолжал настаивать, и в конце концов мы поговорили. Он сказал, что после обсуждения этого вопроса в клинике его коллеги считают, что Гэри им не подходит. После того как я вежливо, но упорно попросил его объяснить их решение, врач признал, что именно беспокоит его больше всего: «Мы не хотим брать на себя такой риск». Причина действий человека кроется в его собственной психике, но, когда он совершает серьезное преступление, создается впечатление, будто причиной послужили врачи: по сути, участковый психиатр боялся, что, если Гэри совершит насильственное преступление, обвинят докторов. Он твердо решил, что не станет работать с Гэри. Положа руку на сердце, я не мог его осуждать – на его месте я, наверное, поступил бы так же.

Я сослался на этот разговор в своем отчете для комиссии по условно-досрочному освобождению и оценил риск. В окончательном варианте я объяснил, что Гэри привык к агрессивным мыслям, время от времени возникающим в голове. Ему они не нравятся, и, хотя они делают его более раздражительным, он уверен, что эти мысли сами по себе не приведут к физической агрессии.

Но иногда Гэри чувствовал себя по-другому. Мысли начинали казаться ему чужими. Тогда он погружался в причудливые фантазии. В его сознании возникали сцены насилия. Если он не мог отвлечься от них, они полностью его поглощали. Анализ прошлого поведения Гэри показал, что сочетание таких «чужих» мыслей и агрессивных образов делало его более склонным к насилию. Он слышал голоса нерегулярно, и они не всегда были проблемой, но, когда голоса ругали его и требовали совершить насилие, он реагировал слишком остро и порой применял силу.

Я не мог оценить вероятность того, что Гэри совершит более серьезное преступление, нежели те, что он совершал раньше. Я мог лишь сказать, что, если элементы его агрессивного настроения будут выявлены на ранней стадии и устранены, он станет менее агрессивным, чем раньше, и, следовательно, менее вероятна дальнейшая эскалации насилия.

Гэри признал, что антипсихотические препараты иногда помогают. Они не полностью избавляли от нежелательных мыслей, образов или голосов – те просто меньше его беспокоили. Проблема заключалась в том, что ему не нравилось, как лекарства меняют его в других отношениях. Безразличие, дающее желанное облегчение от неприятных внутренних переживаний, распространялось и на все остальное. Гэри терпеть не мог, что из-за лекарств у него разыгрывался аппетит и он стал раздаваться в талии. С моей точки зрения, таблетки приносили пользу. Когда Гэри принимал их, в тюрьме было меньше драк и он дольше находился в своем крыле, не попадая в изолятор. Но не я принимал это лекарство. К тому же я понимал, что Гэри с гораздо большей вероятностью будет принимать таблетки по расписанию, если доза будет не слишком большой.

Гэри, конечно же, знал, что наркотики ухудшают его психическое состояние. В то же время они давали ему покой, хотя и кратковременный. У наркотиков было преимущество перед лекарствами: они сразу же доставляли удовольствие. От дозы героина он погружался в теплую волну эйфории. Крэк был совсем другим: кайф сопровождался уверенностью в себе и повышением бдительности. Когда все шло своим чередом, Гэри не принимал наркотики. Несмотря на удовольствие от наркотиков, он помнил о проблемах, которые они приносили. Он помнил, что хуже контролировал мысли, образы и голоса, не мог избавиться от паранойи и влезал в долги. Гэри знал, что, когда он принимал наркотики, родственники и друзья, оказывавшие на него положительное влияние, держались от него подальше и ему приходилось иметь дело с теми, от кого не стоило ждать ничего хорошего. Эти отношения строились только вокруг наркотиков. На первом плане у этих знакомых, как и у Гэри, были лишь мысли о том, как получить следующую дозу. Но уцепиться за эти воспоминания было труднее, когда на него давили обстоятельства.

Я спросил Гэри, как он поступит, если почувствует нарастающий стресс, и с удивлением услышал, что для него важен контакт с психиатром. Однако в сложившейся ситуации никто не готов был им заниматься, и, если бы его выпустили, инспектору по надзору пришлось бы наблюдать за Гэри с помощью персонала общежития для условно освобожденных.

Два с половиной месяца спустя я встретился с комиссией по условно-досрочному освобождению, адвокатом Гэри, инспектором по надзору за условно освобожденными и уполномоченным сотрудником тюрьмы,