Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прости, давай позже или завтра, — я протянул Денису ладонь для рукопожатия. — Подруга хочет встретиться, видимо, что–то серьезное.
— Да я понимаю, — широко улыбнулся бородач. — Хотел на Волгу сгонять — пострелять немного. Тебе тренировка точно не помешает, хоть ты и успехи делаешь.
— Спасибо, обязательно сгоняем, — бросил я, на ходу заказывая такси в приложении. — До завтра, Ден!
Попрощавшись и ускорившись в сторону выхода, я задумался. Оказывается, у нашего новенького есть собственный огнестрел. Еще один аргумент в копилку причин не сходиться с ним слишком близко. Не знаю, как кого–то другого, а меня вот лично смущает человек, у которого есть дома пистолет и который при этом считает расстрел хутхэнов «веселым» занятием. С другой стороны, речь все же идет о врагах… И к тому же, если стараться быть объективным, не так уж мало людей держит в специальном сейфе огнестрельное оружие. Те же охотники, например. Нельзя же исключать, что Ден увлекается промыслом дичи? Или спортивной стрельбой — почему нет. Он же не сказал, что палить будем именно из какого–нибудь Макарова или ТТ. Может, из мелкашки. В общем, не буду вешать на человека ярлыки раньше времени!
Размышляя, я пробежал мимо улыбающейся Глафиры Степановны, кивнул сосредоточенному Гришке, дающему очередные ценные указания работникам сцены, и поздоровался с билетершами Кирой Львовной и Евгенией Нахимовной. Обе о чем–то оживленно беседовали в приподнятом настроении — впрочем, неудивительно, ведь уже скоро состоится премьера «Вишневого сада» в возвращенном историческом здании…
Надев куртку и шапку, я выскочил на широкое крыльцо с колоннадой и увидел как раз подъезжающую машину. Прекрасно, к Лариске я точно не опоздаю. Старый, но комфортабельный «Опель» быстро домчал меня до кафешки, где мы обычно собирались втроем — я, Сашка и наша подруга. Располагалось заведение под уютным названием «Кофейная лавочка» в паре кварталов от театра, но по такому морозу идти пешком точно было бы слишком смело.
— Привет! — я помахал рукой Лариске, сидящей в теплом зале с желтыми стенами и удобными диванчиками в гордом одиночестве. Она вынырнула из–за ноутбука и явно удивилась моему оперативному появлению.
— Ты меня поразил в самую пятку, — она вольно процитировала одну нашу общую любимую книгу, когда я присел напротив нее. Тихий официант положил на стол передо мной меню и так же молча удалился. А Лариска внезапно вытаращила глаза и выдохнула. — Ох, Мишка, у вас что, там, в театре, мыться теперь не принято? Ты извини, конечно, меня, но это как–то уже чересчур, как друг тебе говорю…
Я почувствовал, как заливаюсь краской до кончиков ушей. Многочасовая изнурительная тренировка дала о себе знать не только усталостью, но и повышенным потоотделением, а душа–то в театре не было… Кстати, на мой взгляд, при такой продвинутой тренировочной базе это упущение. Надо бы сказать об этом Иванову. Хотя, если честно, я сам виноват — мог хотя бы в туалет забежать, в раковине побрязгаться и бумажными салфетками обтереться.
— Филиппова, я так спешил к тебе, что забыл об элементарной гигиене, — подбоченившись, я попробовал перевести конфуз в шутку. — И вообще, настоящий мужик должен быть могуч, вонюч и волосат.
Лариска прыснула и махнула рукой, тем самым окончательно разрядив обстановку. В конце концов, мы с детства знакомы и чего только друг о друге не знаем. Подумаешь, потный пришел на встречу к подруге. А вот к свиданию с Викторией нужно будет по–любому привести себя в порядок. Даже, пожалуй, побриться можно, хотя на лице еще даже двухдневной щетины нет. Все–таки хорошо, что мы рано освободились, и я могу, помывшись, спокойно выспаться, набираясь сил. Впрочем, это чуть позже, а сейчас главное — что смогла накопать Лариска.
Нам нравилось сидеть в «Кофейной лавочке», потому что располагалась она в самом центре города, но при этом была не особо многолюдной. Кофе здесь варили хороший, кухня тоже была неплоха, но ничем особенным заведение не выделялось, поэтому большинство деловых горожан и хипстеров собирались в соседнем здании, где самые свежие зерна для варки привозил лично владелец бизнеса. Нам же была важна спокойная атмосфера и возможность поговорить.
— Рассказывай, — я улыбнулся Лариске, которая многозначительно молчала и заметно ерзала, готовясь меня удивить.
— Во–первых, спасибо тебе, Мишка, за интересную историю, — девушка, наконец, перешла от подшучиваний и нагнетания интриги к серьезной беседе. — Я такой материал про ваш театр забабахала для второй части газеты — закачаешься! До пяти утра работала, не выспалась как сволочь… Да. А во–вторых, расскажу тебе первому еще до выхода номера. Как другу, естественно.
— Разумеется, — кивнул я, отмечая, что для человека, который провел почти всю ночь без сна, Лариска выглядела весьма свежо. А все потому, что подруга занимается любимым делом.
— Значит, история и вправду очень мутная, — девушка откусила здоровенный кусок чизкейка и продолжила говорить с набитым ртом. — В тысяча девятьсот двадцать четвертом тверской губернский театр закрыли после странного инцидента. Прямо во время спектакля — кажется, это был «Рассвет» Бебеля…
— «Закат» Бабеля, — я машинально поправил Лариску, невольно косясь на ее торт. Вроде бы недавно столько всего съел, а в животе опять урчит.
— Не суть, — мотнула головой подруга. — В статье у меня все правильно. Так вот, прямо во время спектакля на сцене подняли стрельбу — как пишут в архивах, «напала недобитая контра». Погибли актеры, вроде как даже кто–то из зрителей. Зачем только они театр атаковали, непонятно… Но один из пролетарских журналистов написал, что на спектакли чернь раньше не ходила, вот недобитки и решили показать рабочим и крестьянам их место. К счастью, в зале присутствовали милиционеры и сотрудники ВЧК, они дали вооруженный отпор бандитам. В итоге, когда кого перестреляли, кого поймали, выяснилось, что руководил атакой молодой режиссер Абрам Гершензон, который служил в театре. Его потом расстреляли за измену Родине. Как предателя и вражеского диверсанта в шкуре советского культурного деятеля.
Я слушал Лариску, и по спине раз за разом пробегали целые табуны мурашек. Все, что мне рассказала Элечка, сводилось к трагедии, после которой тверской академический, или губернский, как его тогда называли, закрылся на долгие сотню лет. А тут, оказывается, целый контрреволюционный заговор с кучей трупов! На общегосударственном фоне это, конечно, не Эсхил весть какая сенсация, в первые советские годы и не такое творилось. Но для нашего полумиллионного города подобное действительно было из ряда вон выходящим. И меня во всей этой истории сейчас волновала не столько связь с обществом масок, а то, почему о трагедии не принято вспоминать. Ведь не секрет же это — вон Лариска по моей наводке все в открытых источниках нашла. Хотя, с другой стороны, наш областной архив сильно уж открытым не назовешь.
— В общем, театр было решено перевести в другое здание, — продолжала тем временем Лариска, развернув ко мне ноутбук и жестом показав, чтобы я листал фотографии. — Типа чтобы не подвергать опасности людей. И возле нового театра, кстати, потом еще год милиция дежурила и чекисты в штатском. Это я уже у Куницына прочитала, он в восьмидесятых у нас разоблачительные статьи писал про советский строй. Но там такая чернуха, что просто спазм к горлу подкатывает… Ему, наверное, никто и не верил.