Гуров испытал мгновенное замешательство, но этого мгновения Денатурату как раз хватило, чтобы прыгнуть за руль и завести мотор. Похоже, он действительно был асом.

Вспыхнувшие перед самым носом фары едва не ослепили Гурова, и он едва успел отскочить в угол сарая, как «Мазда» с оглушительным ревом вышибла половинку ворот и вылетела на поляну.

Гуров выбежал наружу. Автомобиль мчался к дороге, поливая все вокруг ослепительным светом и все сметая на своем пути. Гуров быстро присел на одно колено и выпустил вдогонку «Мазде» всю обойму.

Машина вдруг странно подпрыгнула, развернулась в воздухе и, точно ракета, устремилась прямо в заросли. В следующую секунду раздался страшной силы удар, скрежет, посыпалось стекло, захрустели сминаемые ветки, а потом вдруг все стихло, и в наступившей тишине Гуров услышал приближающееся дребезжание старого «УАЗа».

Он поднялся и побежал к перевернутой «Мазде». На крыльце послышался шум, и по ступеням сбежали Глузский с Веригиным. Не говоря ни слова, они присоединились к Гурову. Оба были вооружены и выглядели весьма решительно.

Японский автомобиль был разбит вдребезги. Но из смятого в гармошку салона выползал кто-то живой. Он странно дышал – словно вместо легких у него была вставлена простенькая гармошка, выдававшая две визгливые издевательские ноты. Оперативники подхватили этого человека под руки и отволокли поближе к свету.

Перед ними лежал окровавленный, бьющийся в судорогах кусок мяса. Он не мог вымолвить ни слова, хотя все силился что-то сказать, и только выдыхал из себя все те же страшные свистящие ноты пополам с кровью. Гуров наклонился к самому лицу раненого и спросил:

– Где девушка, Денатурат? Где Лариса? Ты меня слышишь?

Глаза Денатурата закатились, покрылись белой пленкой, горло в последний раз дернулось и остановилось. По краю рта потекла кровь. Денатурат вдруг обмяк и затих.

– Где Лариса?! – в отчаянии закричал Гуров, тряся мертвеца за вялые плечи.

– Да плюнь ты на него, Лев Иванович! – сочувственно сказал вдруг Глузский. – Нашли мы девчонку. В доме они ее прятали, в подвале… Жива, жива, не пугайся! Но плохая, конечно…

Гуров посмотрел на него, развернулся и широкими шагами пошел в дом.

Первое, что он увидел, переступив порог, это кряжистую фигуру лесника. Тот лежал на полу, лицом вниз, руки его были скованы за спиной наручниками.

– Баловать начал, – объяснил Глузский. – За топор по своему обычаю хвататься. Пришлось угомонить. А девушка там, дальше. Мы ее подняли, а что с ней делать – один бог знает… Это уж ты сам решай.

Гуров вошел в спальню и ахнул. Возле широкой, неряшливо застланной кровати стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу, Песков, а на кровати лежала девушка. Нет, не девушка, а почти бестелесная тень, скелет, обтянутый кожей, мумия – ничего лучшего в голову Гурову не приходило.

– Там в подвале у них целая аптека, – сказал Глузский. – Шприцы кругом, порошок, таблетки… На иглу посадили девку, суки!

– Ничего, главное, жива, – пробормотал Гуров, хотя, кажется, и сам не слишком был в этом уверен.

Однако он наклонился, подхватил пленницу на руки и, сделав сердитое лицо, направился к выходу.

– Прочь с дороги! Дверь откройте! Машину, быстро! – выкрикивал он на ходу, хотя в том не было никакой необходимости – товарищи и сами делали все необходимое.

Гуров вынес девушку во двор. Прохладный вечерний воздух был наполнен резким смолистым запахом. Над верхушками сосен одна за другой выступали мелкие, но яркие звезды. Прямо у крыльца стучал движок «УАЗа». Водитель Видюнкин, уже приготовившийся сражаться и задерживать машины, был совершенно сбит с толку.

– Я тут, товарищ полковник, – сообщил он. – Говорят, вы сами управились? А я уж, как выстрел услышал, так и рванул во весь опор. А это как же понимать? На руках-то у вас кто – не ребенок?

– Не ребенок это, Видюнкин, – с отчаянием сказал Гуров. – Девушка это. И ее довезти до города надо, до лучшей больницы. Если она умрет, я тебе, Видюнкин, не завидую. Я тебя тогда просто в порошок сотру. И не посмотрю, какой ты проверенный кадр.

– Вот мать-перемать! – ошарашенно произнес Видюнкин, отступая назад и вращая округлившимися глазами. – Не было печали! Она умрет, а Видюнкин отвечай! Где же справедливость? Так твою растак!..

И он принялся сыпать такими отборными ругательствами, что даже Глузский поморщился и сказал Гурову:

– Может, лучше кто из наших поведет? Этот теперь точно где-нибудь на шоссе встанет.

– Видюнкин поведет! – отрезал Гуров. – Он эту колымагу как родную знает. Слышишь, Видюнкин, зубами рви, но дотяни до города! Памятник тебе поставлю!

– Ну!.. – потрясенно сказал Видюнкин. – То в порошок, а то сразу памятник! А я даже тормоза не посмотрел! Слабые у нас тормоза, мать их…

– Жми без тормозов! – сквозь зубы сказал Гуров. – Все на себя беру – только домчи!

Вместе с Глузским они уложили почти невесомую девушку на заднее сиденье. Гуров сел рядом, положил ее голову себе на колени, махнул в окно рукой.

– Проверь здесь все! – крикнул он. – До города доберусь – всех на ноги подниму! Приедут за вами!

Видюнкин, морща лоб, врезал по газам. Дребезжащий «УАЗ» с неожиданной для него скоростью выскочил за границу кордона и понесся по лесной дороге. Видюнкин смотрел прямо перед собой и что-то все время бормотал, словно читал молитву. Гуров прислушался – все слова, которые шептал Видюнкин, были непечатные.

Дорога назад показалась Гурову бесконечной. Он то и дело наклонялся к своей подопечной и с ужасом вслушивался в ее исчезающее дыхание. По правде говоря, в этот момент он напрочь забыл о том, чья она дочь и какие обстоятельства свели их этой ночью. Ему просто казалось чудовищным, что молодая жизнь может нелепо оборваться прямо у него на руках.

Трудно сказать, что помогло им в рекордные сроки добраться до цели – нецензурные заклинания Видюнкина, или его безусловное знание своей норовистой машины, или просто судьба в очередной раз улыбнулась Гурову, но они сделали это, и еще до полуночи девушка была помещена в больницу, и врачи сразу же занялись ею.

Потом Гуров выбросил все это из головы и прямо из приемного покоя больницы позвонил в дежурную часть. Пока он объяснял, что произошло и кто он такой, и ждал решения дежурного, прошло порядочное время. Врач из реанимационного отделения сам нашел его.

– Знаете, – признался он, – у нее поразительно сильный организм. После того, что ей довелось испытать… Однако скажу вам прямо – привези вы ее на пару часов позже, я бы не дал за ее жизнь и гроша…

– Мы мчались как ветер, – сказал Гуров.

В накинутом поверх пиджака халате Гуров прошел через сверкающую белизной дверь и очутился в одноместной палате, которая больше смахивала на номер в хорошем отеле. Даже запах здесь был не больничный – пахло цветами и еще чем-то приятным и знакомым, но аромат был так легок, что Гуров никак не мог вспомнить чем.