– За что? Ты уже разбил их в пух и прах, хоть и немножко опоздал, – рассеянно улыбнулась Ольга, все еще не в силах осознать, что сказал Гантимур.

То есть это были призраки? А Игорь?!

– Да нет. Не за то, что опоздал! – досадливо дернул плечом Гантимур. – Эти существа явились к тебе по моей вине. Понимаешь, чэнкирэ… То ли мед перезрел, то ли цветы уже подвяли… Словом, вместо того чтобы тебя успокоить, это питье, которое я приготовил… это питье тебя возбудило.

– Возбудило… мое воображение, ты имеешь в виду?

– Нет, тебя, твою суть, твои потайные ужасы. Все женщины полны страха перед насилием, вот твои страхи и вырвались наружу, совершенно раскованные и бесстыжие. И, повинуясь законам этого мира, мгновенно приняли материальный облик.

– А Игорь? – воскликнула Ольга. – А Игорь?! Его тоже выпустило на волю мое разнузданное воображение?

– Игорь? – повторил Гантимур. – Твой муж? Здесь был твой муж?! – Он помолчал, резко перевел дыхание. – И… что? Ты говорила с ним? Он отвечал?

– Нет, – с трудом проговорила Ольга, – он прошел мимо. Он посмотрел на меня так, что я чуть с ума не сошла от этого его взгляда! Так всегда бывало с нами раньше, он так смотрел… и я сразу была готова на все. Этот взгляд действовал на меня сильнее его прикосновений, его глаза… Ты не знаешь, какие были у него глаза, как я любила их, как я его любила!

Она прижала кулаки к глазам, хотя слез не было: ее душили сухие рыдания, а слезы, которые принесли бы облегчение, жгли глаза, но не проливались.

– Теперь понятно, – пробормотал Гантимур. – Теперь мне все понятно! Ты думала о своем муже, как всегда думаешь о нем, – его призрак появился и возбудил тебя, и на запах этого возбуждения собрались другие призраки: алчные, жаждущие самцы, которые рванулись на запах разъяренной самки. И этот запах до сих пор разносится по тайге… Я чувствую его! Так что лучше держи свое возбуждение в узде.

Ольга со стыдом отвернулась.

Да. Гантимур был прав! Ее лоно пылало от неутоленного желания!

«Что со мной? Что?!»

Слезы наконец хлынули, но легче не стало.

– Что мне делать?! – простонала Ольга.

– Унять свое возбуждение, – буркнул Гантимур.

– Как?! – рыдала Ольга. – Как, скажи?

Тяжелый вздох был ей ответом.

– Что, сама-сама? – всхлипнула Ольга. – Понимаю…

– Нет! – резко бросил Гантимур. – Ты не должна… так. Я… если позволишь, я помогу.

– Как ты мне поможешь? – безнадежно вздохнула Ольга – и вдруг до нее дошло! Вдруг она поняла смысл этих слов!

Собственно, понять было просто.

– Нет, нет! – протестующее выставила ладони. – Нет, ты с ума сошел! Я так не хочу!

Гантимур придвинулся к ней, и ладони уперлись в его грудь.

– Нет!

Руки Ольги согнулись в локтях, и Гантимур притянул ее к себе.

– Ты можешь называть меня его именем, – раздался чуть слышный шепот около самого ее уха, и дыхание у нее перехватило.

Пальцы Гантимура скользили по телу Ольги, он целовал ее, едва касаясь губ, и эти летучие, жгучие касания заставили ее застонать, вцепиться в его плечи, притянуть к себе, приоткрыть рот навстречу его рту, ставшему вдруг жадным и почти жестоким… распахнуть всю себя навстречу его телу, и уже через несколько мгновений, с дрожью и стонами почти мучительного освобождения, она закричала, не помня себя:

– Игорь! Игорь! Игорь…

* * *

С утра они не обменялись ни словом.

Гантимур поднялся раньше, сходил к месту прежней стоянки, к погасшему костру, принес оттуда остатки «чипсов». Этим и перекусили, отводя друг от друга глаза. Запили чистой водой из ручья.

Ни цветов чэнкирэ, ни меду Гантимур не принес, их не осталось: все отдали вчера огненному Подя и прочим покровителям, однако Ольга все равно не прикоснулась бы к этим опасным яствам.

Слишком опасным!

Наконец пустились в путь.

Шли довольно долго, все по той же тропе. Вскоре донесся шум реки, и Ольга поняла, что они опять подошли к Энгдекиту. Тропа петляла причудливо, то отдалялась от реки, то приближалась.

Гантимур шагал да шагал себе впереди, изредка останавливаясь, присматриваясь к зарослям и опять пускаясь вперед. На Ольгу он ни разу не оглянулся.

Она предусмотрительно держалась подальше от тени Гантимура. Не хотелось наступить на нее и дать какой-то повод к новым разговорам. Кто знает, о чем они будут, эти разговоры…

Ели на ходу – опять луб, на сей раз сырой. Ольга уже поняла, что чем моложе дерево, тем он вкуснее, сочнее и слаще. Она уже привыкла настолько, что даже глотала его. Пару раз Гантимур знаком предлагал поесть каких-то ягод, но Ольга отказывалась – тоже молча, только головой качала, – потому что не знала их. Знакомыми оказались только красный лимонник, оплетающий лианами деревья, и элеутерококк, чьи черные ягоды были словно на кисточках подвешены к высоким прямым стеблям. Ольга вспомнила их по картинкам в книге о тонизирующих и лечебных растениях Дальнего Востока. Это могло показаться странным, однако в июле (а Ольга отлично помнила, что в ее родном городе стоял на дворе июль, да и история Ольгушки разворачивалась в июле!) местные ягоды уже вполне поспели. Впрочем, кто знает, какой месяц шел здесь и делилось ли вообще в Буни время на месяцы!

Этих ягод Ольга поела с удовольствием.

Как ни странно, подножный корм неплохо утолял голод, а ягоды взбадривали. Воды было вволю: пили из каких-то ручейков, которые встречались там и сям, и от жажды тоже не страдали.

За исключением мутно-голубоватого неба, все было удивительно похоже на реальный мир, и Ольгу все чаще начинала подъедать мысль о том, что они уже вышли из Буни, просто Гантимур почему-то ей об этом не говорит.

А впрочем, это были глупости, конечно, потому что Гантимур, одержимый необходимостью уничтожить мугдыкен, не ушел бы из Буни, даже если бы Ольга его об этом умоляла!

Делать чего она, само собой, не собиралась. Во-первых, взялся за гуж – не говори, что не дюж, к тому же Гантимур вчера ясно сказал, что без нее не сможет справиться с мугдыкеном. Загадочно, впрочем, какая роль отводится Ольге в битве с этим вселенским злом? Сидеть в засаде, подносить оружие или встать с Гантимуром плечом к плечу в тутошнем Рагнареке?[19]

А вот интересно, Гантимур прет вперед без оглядки, потому что их время поджимает? Или просто не хочет ни встречаться с Ольгой глазами, ни обмениваться словами, пусть даже самыми общими и необходимыми спутникам и как бы соратникам? Что на него так подействовало? То, что произошло между ними ночью? Он стыдится того, что воспользовался удобным случаем? А может, ему не понравилось? В смысле, секс с Ольгой ему не по нраву пришелся? Ну да, ведь для него это был только секс. Удовлетворение похоти. Плотского желания. В то время как она чуть не сошла с ума от безумного восторга освобождения!