Она нагло ответила:

– Нет, – а глянув на Кольку, с сожалением прибавила: – Знать бы, что ты такая падла…

– Что, угостила бы своей фирменной водочкой, что для друзей держишь? – подхватил Сорокин. – Говори уж, все свои.

Колька сначала хотел заявить, что ни черта не понял, но в памяти всплыли посиделки ночью у костра, на рыбалке. Вспомнил, как отказался от рюмочки у костра, и мысленно перекрестился. Спасибо организму, не принимает крепкое…

– Кое-кому хорошо бы ремня врезать, – выдвинул предложение Пельмень.

– Нет, этим не отделается, – пообещал Николай Николаевич, – но если добровольно расскажет о своих подвигах, то, как и положено…

– Не сотрясай воздух, начальник. Ничего не скажу.

– Как знаешь. А вот и товарищ лейтенант. Пальчики он у нас катает – слов нет как хорошо.

– Я не стану, – чуть побледнев, заявила Зойка, – несовершеннолетняя я, только при законном представителе.

– По закону тебе? – уточнил Сорокин. – А ты по какому закону по квартирам лазишь? Людей гробишь? Что за закон такой, который позволяет вот так, за здорово живешь, влезать в чужую жизнь, на материнском горе паразитировать? Ну-ну, отвечай!

Зойка, раздувая ноздри, молчала, Сорокин закончил:

– Ну вот что. Если невиновна – чего боишься пальцы откатать? Если виновна – себе же хуже сделаешь. И учти еще, что многое из того, что я о тебе знаю, никто не знает. Десять секунд тебе на размышление.

– Нет, – тотчас заявила она, – хоть убейте.

– Что ж, нет так нет. Товарищ лейтенант, вы чернильца далеко не убирайте, пожалуйста, поскольку не факт, что она не передумает.

…– Начнем. Давным-давно князья Трубецкие выстроили тут дачку – ничего особенного, по княжеским меркам, а к ней протянули ветку от железнодорожных путей, чтобы при желании быстро на собственном транспорте доехать до огорода… впрочем, вот, товарищ Рубцов знает те места не понаслышке.

– Было дело, – признался Пельмень, с деланым сокрушением склонив голову. Он, раз покаявшись, больше виновным себя не считал.

– Хозяйство беспокойное, и потому князья назначили бедного, но, как им казалось, честного управляющего, по имени Александр Карзинкин.

– Ничего себе, управляющий, а целый дом его? – уточнил Колька. – Это же он его Шорам продал?

– Так он сначала был честный, а как чужих денег коснулся, то быстро и хорошо разбогател. Выстроил себе домик, в нем теперь множество семей трудящихся проживают, в том числе и Колька. Помимо дома на нынешней Советской, у него образовались и два доходных, на Сретенке и в Столешниковом. Там еще больше народу обитало. Вскоре Карзинкин стал ненамного беднее своего хозяина, чокнутого князюшки Трубецкого.

– Ничего себе, – одобрил Иван Саныч.

– Да, но в декабре шестнадцатого года все три дома были проданы, – Николай Николаевич показал бумаги, – это копии документов. Нас, граждане, дом на Советской интересует, вот он был куплен Шором, Александром Давидовичем.

– А зачем же он разом все распродал? – поинтересовался Акимов.

– Полагаю, что Карзинкину, деловому человеку, было очевидно, что вскоре ему и таким, как он, придется бежать, сверкая пятками, и стремился все свое унести с собой. Для этого и распродавал свои сокровища.

– Интересно рассказываете, с фантазией, – одобрила Зойка.

– Спасибо. Интересно, что стряпчим по продаже именно этого дома, на Советской, выступал не кто иной, как Хмельников.

– Я ж когда сказал, что он гад и собака породистая, – вставил Пельмень. – А он под рабочего красился.

– В купчей есть интересное условие о том, что в течение года после совершения сделки бывший хозяин при необходимости вправе пользоваться кабинетом. Да-да, тем самым, где камин.

– Где комната Брусникиных, – уточнил Колька.

– Но Карзинкину не удалось сбежать так, как задумано, потому что пришлось везти старшего князя в Швейцарию, к известному доктору по умственным болезням. Отказаться он не мог из боязни породить сомнения и потерять доходное место. Поехал, ну а обратно уже они не вернулись. Князь, скорее всего, упокоился на каком-нибудь тамошнем кладбище.

– А Карзинкин что, помер, ворюга? – поинтересовался Пельмень.

– Полагаю, да.

– К чему вообще все эти байки? – спросила Зойка.

– А ты торопишься? Напрасно, уже некуда. К тому же это была лишь присказка. А для сказки нам кое-кто еще понадобится.

– Не многовато ли публики? – снова влезла Зойка.

– Нет, в самый раз, – заверил капитан, – товарищ Акимов, приведите из приемной посетительницу и обождите приглашения в коридорчике.

– Есть, – Сергей ушел.

– А вас, Иван Саныч, попрошу доставить товарища попа. И тоже подождать у двери. Пусть посидят вместе.

Остапчук, козырнув, удалился.

Сорокин, усевшись за стол, сплел пальцы и спросил:

– Николай и Андрей, говорят, рыбу ловили с субботы на воскресенье, на острове посреди озера.

– Было дело, – подтвердил Пельмень, – отдыхали.

– И, наверное, ночной жор отсидели.

– Обязательно, – заверил Колька. – А что?

– И что, на той стороне, где кладбище, никого не видели? – спросил Николай Николаевич.

– Почему не видели – видели, – ответил Андрей, – сидели там двое, тоже удили.

– Двое.

– Сначала двое, потом один спать ушел. Я видел, – объяснил Колька.

– Как же ты, тезка, в сумерках так все хорошо разглядел? – подивился капитан.

Николай пожал плечами:

– Я сплавал.

– Вечно ему больше всех надо, – как бы в сторону, в пустоту отметила Брусникина.

– Да, он такой, – подтвердил Андрей, – хотя мысль была моя…

– Не важно! – тотчас заявил Пожарский.

– В общем, да. Куда важнее другое: кто там сидел, у костра? Узнать сможешь?

– И узнавать нечего, – уверенно заявил парень, – поп это был, этот, Лапицкий.

– А другой?

– Другого не разглядел. Он спал, с кепкой на носу.

– Ага, ага, – кивнул капитан, – а как, скажем, он спал? На боку или на спине? Может, вспомнишь, что под головой было?

– Мешок, – подумав, сказал Николай, – мешок у него был вместо подушки…

– Брешет, – негромко произнесла Зойка.

– А ты, голубка, почем знаешь? Разве была там?

Она с заносчивым видом отвернулась.

– Продолжим наши игры, – капитан подошел к двери, пригласил:

– Попросим гражданина попа. Добро пожаловать, гражданин Лапицкий, надежный товарищ, активный деятель подполья непокоренной Белоруссии…

– Все верно, хотя как-то не очень почтительно, – деликатно заметил поп, вошедший в сопровождении Остапчука.

– По отношению к вам?

– К павшим товарищам.

– А их я совершенно не задел, – капитан указал на стул, – садитесь вот, рядом с этой девицей.

– Зоей? – удивился Лапицкий. – Да, конечно.

– Скажите, Марк Наумович, вы там, в коридоре, никого знакомых не встретили? – спросил капитан.

– Встретил. Акимова, Сергея Павловича.

– А женщина с ним?

– Да, была и дама.

– Незнакомая?

– Не имею чести.

– Что ж, хорошо, – капитан, приоткрыв дверь, пригласил женщину войти и спросил у нее: – Уважаемая Анастасия Степановна, кто-нибудь из присутствующих вам знаком?

– Нет.

– А вот этот гражданин, – он указал на попа.

– Мы вместе только что сидели в коридоре, – улыбнулась