– Что ж… Ну, пообещал уже, – вздохнул капитан, – так и быть, вот бумага, вот перья. Пишите, не стану вам мешать. Да, Елена, если вы попытаетесь сигануть в форточку, я пристрелю вас. Признаться, с удовольствием. Не потакайте моим низменным желаниям.

* * *

«Сюрпризом», обещанным секретарем райкома комсомола, оказался… прием в пионеры в музее Владимира Ильича Ленина.

Колька серьезно подозревал, что это новость для Ольги, расстроенной было пропажей псевдо-Зои, бесследно не пройдет. Гладкова, рассказывая ему эту новость, то заливалась смехом, то принималась плакать, то рвалась крахмалить рубашку, то беспокоилась за галстук.

– О чем ты думаешь, умная? – втолковывал Николай. – Такое событие, такая честь, а ты о тряпках. Вечно ты хватаешься не за то. Вот сейчас бы тебе теорию подтянуть, о том, что важнее – форма или содержание.

– Это тебе хорошо, – заметила Оля, – всегда можно к замполиту сбегать и получить заключение грамотного человека. А я все вслепую, все сама.

– К замполиту я по пустякам не бегаю, – возразил он, – самому думать надо. Человеком быть, советским, соображать, мыслить по-ленински. Тогда все само на место встанет, и решения будешь принимать правильные.

И со скрытым тщеславием он извлек из кармана портсигар с дарственной надписью от Сорокина.

…Пионерский отряд школы № 273 четким шагом со знаменосцем во главе подошел к заветному подъезду. Сегодня в стенах Ленинского дома принимают в свои ряды новое пополнение. Октябрята, пионеры, штаб и даже сама Оля Гладкова, затаив дыхание и переводя дух, смотрели на шеренгу удивительных людей – офицеров, инженеров, врачей… кто бы мог подумать, что из стен родной, привычной, такой обычной школы вышло столько выдающихся личностей.

– Смотрите внимательно, – прошептала Оля, – они сидели за такими же партами, как и вы, играли, шалили, а когда пришла пора – с честью и славой сдержали торжественную клятву.

Ребята большими глазами смотрели на знамя дружины – то самое, которое было вручено 87-му комсомольскому минометному гвардейскому полку во время проводов на фронт, и гвардейцы дошли с ним до Берлина. Удивительное знамя, от него будто веет порохом битв, а на полотнище ясно видна рваная «рана», след осколка от вражеского снаряда. Знамена не штопают!

…Торжественным шагом проходили ребята по гулким коридорам музея, направляясь в траурный зал, где под сенью огромных стягов, увитых крепом, у постамента, под стеклом бережно хранится посмертная маска Владимира Ильича Ленина.

Отряд выстраивается в две шеренги. Отдаются рапорта, знаменосец Александр Приходько вносит знамя в зал. Громко, четко, размеренно звучат слова торжественной клятвы:

– Я, юный пионер Союза Советских Социалистических Республик, перед лицом своих товарищей обещаю, что буду твердо стоять за дело Ленина – Сталина, за победу коммунизма. Обещаю жить и учиться так, чтобы стать достойным гражданином своей социалистической Родины.

По очереди произносят обещание ребята, добровольно, без принуждения, от чистого сердца встают на одно колено, целуют край боевого пионерского знамени…

Особым смыслом наполняются слова торжественного пионерского обещания, когда оно произносится перед лицом вождя и учителя. Потом все вместе – пионеры, комсомольцы, коммунисты – поздравляли новых товарищей, находили слова не торжественные, обкатанные, стертые, как галька, а такие, что шли от сердца к сердцу, и так они отзывались в душах, что не хотелось говорить лишнего. Тихо, торжественно юные ленинцы прошли по залам музея и вышли на улицу. Было свежо, с Москвы-реки дул холодный ветер, но никто из ребят не ежился, напротив, все шли нараспашку, чтобы всему миру были видны алые галстуки.

Ну и, конечно, никто не хотел тотчас отправляться на вокзал, ехать домой.

Перед ребятами лежала знаменитая Красная площадь. Она невелика по размеру – но ведь и сердце невелико, а без него какая жизнь. Ребята выстояли в очереди, посетили Мавзолей, и хотя лишь на мгновения задержались у главной святыни, но ощутили, как будто нет ни времени, ни пространства, как будто все ребята, которым нынче повязали красные галстуки – будь то жители Курил, Кара-Кумов, Алтая, пышных долин Семиречья, – все они тут, около вождя. Все вместе! И точно так же видят, пусть и мысленно, сердцем, Красную площадь, высокие, мощные стены Кремля… Именно сюда совсем недавно, к подножию усыпальницы великого вождя, подходила необыкновенная колонна, с презрением и отвращением кидая ничтожные тряпки, которые бесноватые именовали знаменами, штандартами, и вся страна была на Красной площади, победно взирая на поверженные символы смерти.

– Ребята, запомните этот день, – тихо говорил Петр Николаевич, – вы дали присягу великой стране – сдержите ее. Только тогда и жизнь будет не напрасна, и наступит бессмертие. Подумайте над этим.

Ольга же была до такой степени счастлива, что ни о чем не желала думать. Внутри как будто пылало огромное солнце, но не губительным, иссушающим огнем, а дающим жизнь. И, глядя на воодушевленные, сияющие мордашки новых ленинцев, точно понимала, что только ради этого стоит и жить, и ошибаться, и брать на себя ответственность.

* * *

В это же время на другом конце огромного города мрачная, бледная, исхудавшая женщина ожидала, пока ей оформят документы на выписку. Измученная долгой болезнью, она, как окруженная плотным коконом, ничего не слышала, поэтому не сразу отозвалась, когда ее позвали:

– Татьяна Ивановна! Гражданка Брусникина! Вы что, оглохли?

Женщина встрепенулась, подняла глаза. Главврач, Маргарита Вильгельмовна, которая только что беседовала с каким-то незнакомым врачом, обнимая за плечи какую-то девочку, развернула ее лицом к Брусникиной.

– Вот она, ваша Зойка, получите и распишитесь.

Девочка, смотревшая сперва безучастно, потом испуганно, потащила с шеи какой-то платок. В глаза бросался заживший, но, очевидно, свежий шрам поперек горла, серые настороженные глаза, темные, коротко стриженные волосы. Она прошептала, еле слышно, почти без голоса чудодейственное заклинание:

– Мама… мама… мама! – и со всех ног бросилась к Брусникиной. А та – к ней. Обнимала, целовала, прижимала так, что стало совершенно понятно – эту Зойку – настоящую, без обмана, – она из рук не выпустит. И на этот раз Татьяна Ивановна не билась в истерике, не плакала, и слезы, хотя и текли по щекам, тотчас от радости высыхали.

Примечания

1

Подгребица – элемент плота, который передает усилие от гребка плоту.

2

Спаса́тельный коне́ц «морко́вка» – средство для оказания помощи утопающим. Представляет собой полотняный мешочек с поплавком.

3

Чалка – причальный канат, трос и т. п.

4

Шивера (мн. ч. ши́веры) – относительно мелководный (глубина до 1,5–2 м) участок реки с беспорядочно расположенными в