Чушь. Пациенты приходят в середине месяца за своим больничным. Боль в пояснице в течение четырех недель — спасибо, этого достаточно, чтобы с комфортом встретить Новый год. Сейчас у меня много свободного времени, чтобы сделать рождественские покупки, а затем положить ноги на стол перед телевизором.

— С чертовым Рождеством, — рычал я, складывая больничный в бумажный самолетик, и бросал его, надеясь, вероятно, угодить пациенту в глаз и, если повезет, поцарапать роговицу. По крайней мере, тогда будет от чего поплакать в праздники.

Поэтому вместо того, чтобы продолжать терпеть ежегодное разочарование, на этот раз я решительно отказался праздновать. Я дежурил раз в двое суток, и Рождество было не чем иным, как длительной пыткой, чередой долгих зимних ночей, в течение которых я постоянно думал, что нормальные люди сейчас развлекаются, а я — дурак.

Иногда приходил местный церковный хор, снимал видео с поркой, грабил иммигрантов, пел псалмы и собирал деньги на операцию по удалению грыжи сестры Евхарии.

— Убирайтесь с моих глаз, пока я не сделал вам больно, — ласково говорил я, хотя в конце концов смягчался и выдавал им традиционный рецепт на антибиотики, учитывая, что сейчас Рождество и все такое.

И вот однажды в сочельник произошло нечто странное.

В дверь постучали, и когда я открыл, то увидел мужчину средних лет с великолепной бородой. На его лице был написан вопрос «почему я?», рядом с ним сидела на осле очень-очень молодая женщина, стояли несколько пастухов и трое стариков с большими свертками под мышкой.

Как врач, я был готов ко всему. Я читал эту книгу, я был в курсе.

— За домом есть конюшня, много соломы, пожалуйста, только не курите. В стойле есть все необходимые животные, там не слишком много навоза, вам должно понравиться, — сказал я.

— Мы здесь не для этого, доктор, — сказал бородач. — Ребенок дергает себя за уши…

Было бы проще не обращать внимания на кровь в собственной моче, чем вот это все.

— В последний раз говорю, отвалите, сгиньте с глаз моих, — произнес я. — Вы больше не получите ни снотворного, ни справок о болезни, и я больше не подпишу никаких освобождений от участия в суде присяжных.

Исполнители псалмов перестали петь довольно тухлую версию «Веселого Рождества» (в ней не было ни капли от величия оригинала) и выглядели весьма разочарованными.

— Вы сегодня очень капризны, доктор, — упрекнул один из них.

— Да, — согласился я. — Если бы только у меня была причина.

Необычно для песельников, но они прихватили с собой порядочно факелов, висельных петель, вил, рождественских огней (со вкусом украшенных свастикой) и даже несколько дробовиков. Хотя, как и полагалось, все это было нарядно увито мишурой.

— Еще одна великая рождественская традиция погибла, — ворчали они. — Да пребудет Господь в те времена.

— Что же дальше? — спросил один из них. — Больше никаких рождественских спектаклей?

— Или рождественских елок.

— Никто не будет покупать кучу ненужного дерьма.

— И уже не облить чучело своего врача бензином и не поджечь, чтобы потом сидеть у огня, рассказывать истории и жарить каштаны.

Все стало еще хуже. Конечно, иначе и быть не могло в эпоху Брексита, Трампа, Бориса, страха, ксенофобии и нетерпимости.

— Не станет дискриминации гомосексуалов по религиозным мотивам.

— Или рождественских антибиотиков на всякий случай.

Эта жалоба получила особую поддержку.

— Ага, — поддержал один. — Тебе нужны рождественские антибиотики, потому что клиника будет закрыта целых два дня, а случиться может все что угодно.

— Это иммигранты, — сказал другой. — Они скупают все антибиотики.

Тут появилась тарелка, полная пирожков с мясом и булочек с колбасой. Нужно нечто большее, чем вторжение польских механиков и сирийских беженцев, чтобы заставить исполнителей рождественских песен отказаться от еды.

— Я виню ЕС, — сказал другой. — Когда, наконец, произойдет Брексит, антибиотики получат только те, кто их заслуживает.

Наступила короткая тишина, если не считать случайной резкой отрыжки, когда толпа обдумывала это, мысленно разделяя вселенную на достойных и недостойных и помещая себя на соответствующую сторону.

— После Брексита мы вернем Рождеству былое величие, — сказал кто-то.

— Вот будет здорово, — согласились все.

Пребывая в рождественском настроении, я попросил Санту проскользнуть в трубу и стянуть у одной старушки таблетки. Это избавит нас от опасности. Как гласит старая поговорка, никогда не становись между медведицей и ее детенышами или между старушкой и ее таблетками.

Если верить каналу National Geographic, похоже, что целые экономические системы работали благодаря способности маленьких пожилых женщин нести огромные грузы на своих спинах. Так что мы знаем: они — крепкие орешки.

Признаю, здесь не только их вина, что мы, врачи, в первую очередь прописываем им все это. Когда я был еще молод и зелен, в больницу поступила старушка в очень сильном состоянии сонливости. Она принимала множество лекарств — снотворное, успокоительные, антидепрессанты, Н2-блокаторы, добавку с кальцием, витамины (в зависимости от того, что было главным в хит-параде этой недели), антигипертензивные средства, глюкозамин, аспирин, парацетамол и, конечно, слабительное, поскольку некоторые правила необходимо соблюдать.

Мы были вне себя: куда смотрит терапевт? Неужели он пытался убить эту пожилую женщину? Мы самоуверенно заставили ее прекратить принимать все лекарства, и, к счастью, в течение следующих нескольких дней она начала приходить в себя. Однако, когда она пришла в себя окончательно, мы столкнулись с «Уловкой-22». Пациентка осознала, что ей перестали давать таблетки, и начала изнурительную войну, чтобы их вернуть.

Мы, конечно, сопротивлялись, поскольку были молоды, самонадеянны и хотели изменить мир. Но она стояла насмерть, и постепенно мы сдались… сначала снотворное, затем антигипертензивное, затем витамины. Вскоре она снова перешла на полный режим, и еще несколько попыток закончились ничем, разве что показательным выступлением (мы же медики и должны хоть как-то доказать, что не сдаемся).

Однако мудрый врач общей практики может обернуть себе на пользу даже самое чудовищное желание.

Миссис Магуайр разболелась. Ее окружала семья, и все очень тревожились. Неопытный врач не понял бы причины ее состояния, но мы-то с ней были старыми спарринг-партнерами. Даже если бы я не разобрался в причинах, то верное целебное средство у меня все равно имелось.

— Это, должно быть, таблетки, — заявил я. — Мы отменим их все и посмотрим, что произойдет.