он тешил гордыню своего патрона льстивыми и в то же время очень хвастливыми донесениями.

Пребывая в своем далеке, недоступном настоящему монарху, Кортес в конце 1520-х гг. возвел для себя прямо-таки королевский дворец в Куэрнаваке, в 85 километрах от Мехико. Окружил себя многочисленной челядью и свитой.

Роскошь была, впрочем, показной. Даже во дворце Кортес жил все так же, по-солдатски, строго следил за дисциплиной, по ночам сам проверял часовых. Он неустанно заботился о расширении границ Новой Испании, организовал, например, экспедицию в Гондурас. Много занимался хозяйственной жизнью покоренной страны. Требовал от подданных, чтобы они высаживали плодовые деревья и разводили коров, свиней, коз, овец, кур.

Кортес был мечтатель и деятель одновременно. Его фантазии были тем и хороши, что всегда подкреплялись делом. Если он и был для ацтеков богом, то жаждал от них не столько крови, сколько богатств.

Но кровь продолжала течь рекой. Коренные жители Америки умирали от непосильной работы, от незнакомых болезней. По оценке историков, в 1519 г., в год прибытия испанцев в Мексику, там проживали от 20 до 25 миллионов человек. В 1547 г., в год смерти Кортеса, численность коренного населения составляла всего 6,3 миллиона человек. Большая часть индейцев вымерли от регулярно повторявшихся эпидемий оспы.

В 1966 г. немецкий поэт Ханс Магнус Энценсбергер в одном из эссе обвинил Кортеса в «геноциде» индейцев. Но истина, пожалуй, в том, что Кортес хотел лишь покорить ацтеков, а дальше… все случилось, как случилось.

Немецкий историк Клодина Хартау, автор биографической книги «Hernando Cortés» – «Эрнан Кортес» (1994), убеждена, что он намеревался «в идеале сделать индейцев испанскими подданными, пусть это и было неосуществимо». Да, испанцы отправились в Мексику, чтобы разбогатеть, но все-таки их поход был еще и Крестовым – они стремились крестить жителей покоренной ими страны. «Воспитанники монастырских школ, – пишет Хартау, – превращались в цивилизованных метисов и становились посредниками между двумя столь разными культурами».

Можно сказать, что с завоевателя Кортеса начинается неуклонное сближение захватчиков и побежденных, коренных жителей Америки и испанцев, это смешение рас, что и породило такой удивительный культурный и цивилизационный феномен, как современная Латинская Америка. «Метисизация» населения была неизбежной судьбой и Мексики, и всего этого региона.

К первому поколению метисов, родившихся здесь, принадлежал и Мартин, общий сын Малинче и Кортеса. Но папаша Кортес уже не застал этих просвещенных метисов. В 1541 г. он вернулся в Испанию, где завел обыкновение подолгу беседовать с людьми учеными – с теми, кто прославит его имя в веках. Там, на родине, он и умер в декабре 1547 г.

Между тем в 1574 г. в Мехико проживали уже 18 тысяч испанцев, множество слуг и рабов, в основном привезенных из Черной Африки. В отдельном квартале жили ацтеки. Они по-прежнему придерживались своих доколониальных порядков. Вскоре испанцы стали говорить, что их страна состоит из двух республик: испанцев и индейцев («república de los españoles» и «república de los indios»). Двойственно и отношение потомков к Кортесу.

В Испании, и верно, чтут его память, возводят в честь него памятники, например в родном Медельине. Иначе к нему относятся мексиканцы. Для них он – не творец прекрасного нового мира, а разрушитель их традиционной культуры.

На том стою и не могу иначе!

1521 г.

В начале XVI в. немецкий священник Мартин Лютер (1483–1546) дерзнул «исправить» христианство и реформировать церковь, избавив ее от «этих главарей разврата, этих кардиналов, пап и всей своры римского Содома». Ведь «спасение» даруется человеку от Бога, и на пути к нему не нужны никакие посредники, молящиеся за грешную душу, не нужны пышные храмы, что якобы возвещают величие Божие, не нужны индульгенции – эти «грошовые билеты в рай». Только вера спасает людей. И пошедшие за Лютером обрели ее, став той закваской, что породила новую – протестантскую (от латинского protestans – «публично доказывающий») – церковь, догматы которой утверждались и доказывались неистовыми проповедниками XVI в.

Долгое время Лютера считали мятежником, без раздумий порвавшим с Римом. Лишь шаг за шагом его биографы создали совсем другой портрет – портрет реформатора, сознающего ответственность за происходящее. Его твердость и уверенность в своей правоте увлекла многих немецких князей, мечтавших оградить свои владения от «сборщиков дани», рассылаемых Римом. Их поддержка спасла Лютера в самый трудный его час, когда в 1521 г. в немецком городе Вормсе ему предстояло держать ответ перед папскими посланниками и самим императором. В любую минуту его могли объявить вне закона…

Об отступлении не было и речи. На рейхстаге в Вормсе (поясним, что в то время рейхстаг являл собой «собрание, в котором участвовали все князья империи и представители городов, обсуждавшие дела общенационального масштаба» (И. Гобри. «Лютер», 2000) Лютер не колебался ни секунды. Впрочем, в тот день, 18 апреля 1521 г., никто из руководителей церкви и не ожидал ничего иного от взбунтовавшегося попа. Уж слишком смело он держался все последние годы, уж слишком много немецких князей поддерживали его. Он твердо стоял на своем и, пожалуй, не мог иначе.

Лютер в Вормсе. Гравюра XIX в.

Лютер был бледен, вспоминали очевидцы, но вел себя дерзко. Двухнедельная поездка на съезд немецких князей очень утомила его. Последние две ночи он почти не сомкнул глаз.

И вот он решительно прошел в зал. Взгляды собравшихся были прикованы к нему не только из чистого любопытства. Немало было и тех, кто рассчитывал, что, чем бы ни закончилось нынешнее заседание, прежнее могущество церкви в Священной Римской империи будет поколеблено.

Мартин Лютер остановился среди князей. На фоне их пышных одежд заметно выделялось его скромное монашеское одеяние. Готовясь к собранию, Лютер обдумал свой внешний вид – «имидж» простого монашка. Густые темные волосы, локонами ниспадавшие на плечи, он решительно остриг, сделав себе монашескую тонзуру. Теперь он совсем не похож был на мятежного еретика – он был таким же, как тысячи других насельников монастырей, угодных Богу. Не к разрушению он пришел призывать, а к разумному переустройству.

В душе он был полон решимости бороться и побеждать. Застыв среди общего гула, он молча ждал появления императора Карла V.

Тот, пусть и опоздав на пару часов, все-таки пришел и занял трон. Близилась роковая минута. Юноша-император должен был разрешить судьбоносный церковный спор, длившийся уже несколько лет.

Спор этот начался 31 октября 1517 г., когда монах Мартин Лютер обнародовал в Виттенберге свои 95 тезисов в знак протеста против торговли индульгенциями. Он написал их, как признавался сам, «во имя любви к истине и стремления разъяснить ее».

Вскоре в виде печатных