Скотина.

Семья меня, конечно, очаровала. Но это не повод давать поблажки, хрен знает что о себе возомнившему, тирану.

ПОЩАДЫ НЕ БУДЕТ!

Покупая платье для встречи с графом, я не скромничала. Мною двигало желание показать, что я не собираюсь прогибаться ни под чьи желания! Будь то граф, герцог или сама Королева мать!

Наверняка в своем стремлении я напоминала маленькое насекомое, у которого единственный способ выжить в огромном мире — принять яркий окрас, чтобы желающие его сожрать создания понимали, что перед ними опасная, невкусная, ядовитая пища!

Поэтому на мне ярко-алое, как артериальная кровь на снегу, платье из плотного кружева. Ажурный лиф на тонких бретелях нежно обтягивал небольшую грудь. Я чувствовала, как ткань слега царапает затвердевшие соски, но ее плотность надежно скрывала провокационные пики. От талии платье упругими волнами ниспадало до середины голени. Подклад у наряда был незаметного бежевого оттенка, идеально совпадающего с цветом моей кожи, а потому сквозь переплетения крупного узора казалось, что под кружевом нет ничего, кроме моего нежного обнаженного тела, даже белья.

Макияж с акцентом на губы. Матовая бархатистая помада цвета спелой вишни идеально подчеркнула четкие линии. На глазах водостойкая тушь. Плакать я вовсе не собираюсь, но… хрен его знает!

Среди высокопоставленной публики на панду быть похожей не комильфо!

Для уверенности в себе хорошенько закрепила на голове полюбившуюся мне корону.

Вообще, как утверждает великий Гугл, корона — это мощная психозащита, которая помогает человеку чувствовать свое превосходство в ситуации, где он явно проигрывает.

Обычно мозгоправы работают на то, чтобы снять с человека те или иные короны. Например «корону царя» присущую эгоцентрикам, считающим «я — центр мира, все — для меня». Не мешало бы сбить такой венец с башки графа.

Еще есть понятие «короны мессии», когда человек считает «я сильней и должен всем помочь». Да уж, мне бы спасатель не помешал, но чего нет, того нет.

Поэтому, я вооружилась «короной воина», обладатели которой живут, следуя священному правилу «я всегда привык добиваться своего».

И мне предстояло доказать самопровозглашенному жениху голубых кровей, что он — обычный человек, хоть и граф. Он — центр СВОЕГО мира, но МОЙ мир заканчивается на мне. Мы можем сотрудничать, можем соперничать, но никто не должен ждать, что другой будет следовать его интересам, вопреки своим. Каждый человек — хозяин себе, он сам распоряжается своим телом, имуществом, временем и вниманием.

Себя же я убеждала в том, что могу выйти из любой ситуации по собственному желанию в любой момент, именно в этом моя сила. Я сама устанавливаю условия для себя и могу отказаться от любой выгоды в пользу своей свободы.

Короче говоря, Я — хозяйка своей жизни! И если кто-то забыл, об этом ему должна напомнить моя корона.

Как-то так.

Завершали образ владычицы заморской замшевые, черные как дно колодца в безлунную ночь, туфли на устойчивом высоком каблуке с кокетливыми ремешками из красной змеиной кожи, оплетающими щиколотки как мадагаскарские древесные удавы.

На самом деле, туфли были не натуральные и не очень удобные, зато эффектные. Плюс я не могла упустить возможность посмотреть на графа сверху вниз, если вдруг окажется, что он ниже меня ростом. Такое маловероятно, но было бы приятно задавить его еще и вертикальным превосходством.

Как есть КОРОЛЕВА!

Одобрила я сама себя и отправилась за Лилей.

— Ни хрена себе! — воскликнула подруга, оценив по достоинству образ.

— А то! Пусть не рассчитывает увидеть перед собой скромный нежный цветочек! В ближайшее время здесь будет все полыхать, как очистительный пожар в тропической Саванне!

Лиля, всегда уравновешивающая наш тандем, в противоположность мне выбрала сдержанное нежное платье цвета «лондонского тумана», как утверждал производитель. Дымчато-серо-голубое, словно вода в Темзе, чуть ниже колена, с длинными воздушными рукавами и объемной вышивкой в виде мелких листочков. На хрупкой Лиле оно смотрелось шикарно и создавало образ задумчивой, серьезной, спокойной девушки, далекой от интриг и коварных игр. Впрочем, такой она и была.

Вскоре за нами зашел папенька. Привычно одетый в костюм и с непривычно озабоченным лицом.

— Боишься? — спросила я его.

— Викуль, что бы ни произошло, ты просто помни, что я люблю тебя.

— Угу.

— Если что, я забронировал билеты на самолет и номера в ближайшей гостинице.

— Хорошо. Только не понятно, чего это ты так оперативно переобулся? То с графом договаривался о замужестве, а теперь готовишь мне пути к отступлению…

— Вик, ты же знаешь нашу с мамой историю…

— Пап, не все браки, организованные родителями, оборачиваются искренней любовью и крепкой семьей. Вы вообще исключение из правил!

— Наверное… Просто столько лет ты жила словно в своем мирке, как тепличная розочка… А граф… он был очень убедителен в своих чувствах… И я решил, что раз твое сердце свободно, то вполне возможно, оно ответит взаимностью на его чувства. Как когда-то твоя мать ответила на мои.

— Вот не смей приплетать сюда маму! — разозлилась я. — Она бы точно не стала давить на меня!

— А потом я узнал о вас с Горским… И решил, пусть все идет, как идет. В конце концов, у каждого своя судьба.

— Согласна, пап. Рада, что ты это понял.

Отец неуклюже, как-то по-медвежьи стиснул меня в своих объятиях. Наверное, я уже простила ему все. Роднее человека у меня просто нет. У него тоже. И я уверена, что он искренне желает мне счастья.

Хорошо, что на глазах водостойкая тушь, потому что слезы все же пролились на пылающие щеки.

Глядя на нас, Лиля, лишенная родительского участия, сама разрыдалась, причитая, какая мы крепкая семья, и что мы должны беречь друг друга и никогда не ссориться, после чего последовали уже тройные объятия и слезы в три ручья. Я всего раз видела, когда суровый бизнесмен Виктор Беккер позволил себе безмолвные слезы — на похоронах мамы, поэтому сейчас столь открытое проявление чувств выбивало из меня все обиды на отца.

— Ну все! Пора.

Мы привели себя в порядок и нашей скромной русской делегацией отправились на графские смотрины.

Полный народу зал восхищал великолепием. Огромный по своим масштабам, с высокими панорамными окнами, сияющими, как чистейшие бриллианты, хрустальными люстрами, отражающимися яркими бликами в начищенном до зеркального блеска паркете.

Огромная живая ель, переливающаяся всевозможными огнями, распространяла ненавязчивый аромат зимних праздников. Захотелось почистить мандарин, чтобы в смешении цитруса и хвои почувствовать запах родного дома в новогоднюю ночь.