— Вась, я не собираюсь тебе ничего доказывать, — уже более спокойно сказала я, — Понятия не имею, когда и кого ты видел, с кем целовался и переписывался, да даже и будь это я, ВСЕ! КОНЕЦ ИСТОРИИ! Я люблю другого человека и не намерена позволять кому-либо вмешиваться в свою жизнь. Я не выйду за тебя замуж. Не стану частью твоего нетипичного дружного семейства. Н-И-К-О-Г-Д-А!

Кажется, где-то глубоко, внутри себя, Вася был готов услышать это. Однако, все равно стоял с печальным видом брошенной у поезда Каштанки, смотря в никуда. Хмурился и что-то определенно обдумывал. Видимо пытался определить, где его дедуктические способности дали сбой. Что ж, тебе действительно есть, над чем подумать!

Легкий ропот пошел по рядам, и на меня устремились недовольные осуждающие взгляды женщин и их мужчин, чьему любимцу, другу и родственнику я посмела разбить влюбленное аристократическое сердечко.

Даже абсолютно уверенная в своей правоте, я почувствовала укол совести, хотя МНЕ стыдится было нечего. Все же захотелось провалиться сквозь паркет и очутиться в горячих объятиях Марка, получая нежное утешения и похвалу за проявленную твердость, сдержанность и правильность совершенного поступка.

Высокие деревянные двери, скрипнули старой телегой, и в зал, словно рыцарь в сияющих доспехах, влетел мой любимый Горский, позади которого, зеленая, как малосольный огурчик, переминалась с ноги на ногу его типа сестра Гретхен!

ГОСПОДИ, СПАСИБО!

— Марк! — кинулась я в его объятия, шепча в душистую шею — Забери меня отсюда, этот граф абсолютный ПСИХ!

Профессор окинул всех присутствующих своим фирменным трудноопределимым взглядом, хотел было открыть рот, но его опередил дедушка Гера, будь он неладен.

— Ох, милая, похоже, вы все же станете частью нашего нетипичного, как вы выразились, дружного семейства.

Я оторвалась от любимой широкой груди и, вопросительно выгнув бровь, уставилась на старика.

— Вижу, вы уже знакомы, но все же, позвольте представить вам еще одного своего внучатого племянника — Марка Робертовича Горского.

Я медленно отступала назад. Шаг, еще шаг…

Пока моя задница не уткнулась в стол с напитками. Переливчатый звон хрусталя отвлек от застывшей в пространстве картины, где два братца, резко начавшие обретать схожие черты, и мой папенька среди них слегка, совсем чуть-чуть, виновато смотрели на меня и не шевелились.

Вообще весь зал затих, словно мать-природа перед грозой. Бабочки притаились, мотыльки прикрыли изящными ручками рты, дабы не уронить на паркет отвалившиеся челюсти, ласточки попрятались за спины своих самцов.

Я взяла с верхушки пирамиды изящный бокал с розовым шампанским и залпом выпила напиток до дна.

Игристое вино затупленными швейными иглами покалывало нёбо, пенилось в стиснутом легким спазмом горле и, проваливаясь вглубь ошарашенного организма, обжигало пищевод, оставляя после себя нежное ягодное послевкусие.

Отставив пустую посуду, взяла еще один бокал и вновь осушила. Наконец, приятное тепло побежало ласковыми волнами по рукам, ногам и позвоночнику, концентрируясь в районе солнечного сплетения, укрывая согревающей волной оголенные нервы, притупляя сознание.

В абсолютной тишине обернулась к соседнему столу. Радужно-яркие закуски больше не манили. Желудок скрутило до желчной тошноты.

УБЛЮДКИ.

Я тяжело дышала, чувствуя, как дрожат мои напряженные плечи и ослабевшие колени. Последние, к слову, были готовы выгнуться в обратную сторону, дабы превратить меня в кузнечика и в два прыжка унести с этой ярмарки слабоумия и предательства. Внутри, под ребрами, там, где обычно пульсирует мое сердце, словно мощный энергетический шар росли гнев, обида, разочарование. Я смотрела на мужчин перед собой — Вася, папа, Марк… И хотела кричать, грязно материться и бить посуду об их головы.

Взглянула на пустой бокал в своей руке, представляя, как запущу им в любого из предателей, наслаждаясь его болью. Перед глазами красным неоном вспыхнула мысль «Давай! Не щади никого!». А потом вдруг стало жаль. Жаль красивую, изящную, наверняка дорогую вещь, а еще больше жаль прекрасных добрых бабочек, что своими нежными лапками будут собирать тонкие осколки с паркета. В чем они виноваты?

Ни в чем!

Под напряженные взгляды мужчин, что казалось, считывают с меня мысли, как лозунги с майского транспаранта о субботнике, отставила хрусталь в сторону.

Обернулась в поисках другого оружия.

Хотела бросить в предателей фарфоровое блюдо с тарталетками, однако, христианское воспитание не позволило портить еду, сочтя подобный жест кощунственным. Зачем мне лишний грех на душе-то?

Правильно.

Незачем.

Хотела кричать. Так громко, чтобы лопались барабанные перепонки в благородных ушах и из них била фонтаном голубая кровь. Хотела бить со всей силы их отчего-то невеселые лица, царапать небритые и гладко выбритые щеки, рвать одинаково темные шевелюры и плевать в одинаково черные, воистину братские, блядские, глаза!

Но силы разом покинули мое тело, образуя внутри зияющую пустоту.

Холодное, бесчувственное НИЧТО.

— Ты, ты и ты, — ткнула в каждого пустым бокалом, — Каждый из вас мог рассказать мне правду… но не захотел… Вы предпочли наблюдать за мной, как за подопытной крысой в стеклянном лабиринте, что бегает по кругу, повинуясь инстинктам, ищет выход, натыкаясь на препятствия, бьет себя током, грызет пенопласт… Мучается, решая жизненно важную для себя проблему, не зная, что служит лишь развлечением для больших взрослых дяденек. Лекарством от их скуки. Таблеткой от бытового однообразия. Один великодушно назначил меня любовью всей своей жизни… придумал красивую историю… придумал мое в ней участие… сам поверил… и принялся перекраивать МОЮ жизнь ПОД СЕБЯ. Без спроса. Без объяснений. Без вариантов. Просто потому, что где-то когда-то видел меня, что-то понял, о чем-то догадался… Да, Вася? Знаешь, что хочется тебе сказать? — ВЫНЬ ГЛАЗА ИЗ ЗАДНИЦЫ!

Парень напрягся и поднял на меня свои ошарашенные графские очи. Кажется, до кое-кого стал доходить весь масштаб собственного фиаско.

— Вика, я… — начал было Виссарион, мать его, Альбертович.

— ТЫ ЗАТКНИСЬ, ВАСЯ… Второй из вас решил, что я со своими надуманными глупыми проблемами не стою серьезного внимания, не стою искренних глубоких чувств. Подумаешь, влюбленная дурочка… перебесится… сохранить хорошие отношения с братом гораздо важнее… Да, Марк?… Кстати, пока у нее башню рвет от безвыходности, можно и поразвлечься втихаря… Добавить опыта, чтоб могла порадовать любимого братишку… Главное, чтоб девственницей при этом оставалась. А то порченая игрушка не сгодится на роль графской избранницы…

— Вика, — дернулся навстречу Марк.

— СТОЙ, ГДЕ СТОИШЬ, ГОРСКИЙ!

Надо же, какой послушный.