что наши студенты забили человека до смерти. Такой слух повредит репутации Университета, сюда будет приезжать меньше студентов и преподавателей, а значит, уменьшиться финансирование и моя лично оплата. Поэтому репутация — моя проблема. И я могу обещать вам, что превращу свою проблему в вашу.

Магистр Гийом стоял в дверях, и был таким же злым, как в первый момент, когда я его увидела. Тогда я думала, что он презирает меня, за происхождение и бедность. Но, похоже, он презирал всех людей разом. Удивительный был человек.

— Да мы б не убили! Так, припугнули, чтоб знал место.

Но магистр продолжал смотреть на них своими маленькими злыми глазами, и парни сразу как-то сдулись.

— Мы опаздываем на другое занятие. Пойдемте, господа.

Они ушли. Я сидела, уперевшись в стену, и пыталась отдышаться. Сил говорить с магистром Гийомом не было. Что я могла ему сказать? Но он прошел мимо, словно спасать от насилия не нравящихся ему людей для него было так же естественно, как игнорировать их после.

С трудом поднявшись, я медленно побрела на кухню. Мирель, увидев меня, лишь покачала головой, и поставила плошку пустой, но горячей похлебки.

— Ты тоже думаешь, что глупая была идея, сюда приходить? — беспомощно спросила я у нее.

— Откуда мне знать? Я кухарка простая, мое дело — готовить.

Мирель нагрузила меня работой, но, даже стоя у печей, я все никак не могла согреться. В каморке не спалось. Предыдущие дни я падала от усталости, и сразу засыпала, а теперь ворочалась с боку на бок. И солома-то была больно колючей, и воздуха не хватало, и непроглядная тьма душила. Утром я была совсем без сил.

Ну кухне, кроме Мирель, которая, казалось, и не покидает ее никогда, стояла другая женщина. Я ее даже не сразу узнала. Высокая, красивая, с полными губами и чуть лисьими глазами.

— Вив?!

Та повернулась ко мне, будто не узнав, а потом сощурилась и цокнула языком.

— Мирель, я заберу эту девицу ненадолго, а то не виделись столько, уж соскучиться успела.

— Девицу?! — удивилась Мирель, но тут же махнула рукой. — А то я думаю, чего худой такой, да хрупкий, а ты девчонка, оказывается. Ну, не моего ума это дело. Да хоть на совсем забирай. А то гляди, как чахнет.

С Вив мы устроились под одним тенистым дубом. Она раскрыла бутылку ароматного молодого вина, протянула мне хлеб и солонину. Мы молча ели. Солнце едва пробивалось сквозь уже густую листву, и я тщетно пыталась поймать на ладонь все время убегающий лучик. Говорить не хотелось. Но с моими желаниями никто во всем мире кроме матушки и не считался.

— Волосы у тебя красивые были.

Я пожала плечами. Были и были, теперь-то что.

— Удивлена, что ты до Университета добралась. Еще больше — что ты в нем задержалась.

— Я драю котлы и готовлю еду.

— Тоже самое, что делала бы в деревне, выйдя замуж за Тома. И как, стоило оно того?

Я прижалась спиной к теплой коре дерева, и глубоко вздохнула. Хотелось сказать — да! Мне не пришлось рожать детей от Тома, терпеть издевательства и побои Тука. Да один барон до сих пор мне в кошмарах снился. Но Университет из рассказов матушки и детских мечтаний тоже оказался далек от настоящего.

— Я не жалею, что ушла из деревни. Знаешь, меня к себе барон де Плюсси утащил.

— Тогда с твоими волосами это случилась? — голос Вив был совершенно ровный, без единой эмоции и я вновь задалась вопросом — сколько же она знает и сколько пережила? Я уже ломаюсь под грузом разочарований и страхов, а Вив — идет дальше, и становится все ярче и краше.

— Нет, позже. Тогда меня спас один друг, мы с ним и Джоном отправились сюда.

Хорошее было время. Почему же я поняла это, только когда оно безвозвратно ушло?

— Видалась я с этим другом. Нахальный, но красавчик, — Вив подмигнула мне, рассмеявшись.

— Ты, с Этьеном?

— Ох, брось. Такие не в моем вкусе. По мне — толстые коротышке из наших, крестьян. От них знаешь, чего ждать.

— Фу. А как же любовь? Он ведь тебе понравился?

— А что в нем может не понравится: молод, красив, страстен. И железную палку не глотал, как твой Джон. Вот только этот его надрыв… На своих плечах чужую трагедию я не вынесу. Мне и себя-то тяжело нести, Мария. Обыденность дарит мне покой. А что может дать любовь, кроме страданий?

Томление в груди. Желание прикоснуться. Страх, что с ним может что-то случиться и радость, когда он не вредим. Бессонные ночи, и сбившееся дыхание, такое ужасное разочарование от пары его слов, и такая прекрасная надежда от извинений. То, что я пережила за дорогу с Джоном, было любовью? Если да, то почему я ни разу не обернулась, уходя? Разве любовь не должна быть превыше всего, даже мечтаний?

Кажется, я не только древний язык, но и саму себя не понимала. Видя, как изменилось мое лицо, Вив сменила тему:

— Как тебе Университет, на самом деле?

Это было все, о чем я мечтала. Мир за пределами моей деревни только из него и состоял. Другая жизнь, полная знаний и радости.

— Ужасно. Он ровно такой, как я и представляла. Полон бесценных книг, ученых мужей. Знания — вот они, стоит только протянуть руку. Только вот рука моя слишком коротка.

Что Вив может сказать мне, что я сама себе за последние дни не говорила? Глупая, наивная девочка, решившая, что ее мир больше, чем кухня трактира и двор с курицами да свиньями.

— И что, сдашься? Вот так сразу? — в голосе Вив не было обвинения или издевки, все тот же ровный, лишенный эмоций тон.

Сразу? Но сколько мне нужно было ждать? Смогу ли я выучить мертвый язык, постоянно терпя насмешки? Сколько времени у меня это займет? Моя страсть — лечить людей, а не потратить жизнь за книгами, сколь увлекательны бы они ни были. Я готова была учится, даже в холоде, даже после тяжелых работ на кухне. Вот только…

— Я не хочу, чтоб меня били, просто за то, что осмелилась учиться, — едва слышно сказала я, разглядывая солнце. От яркого света глаза слезились. Обидно было, как в детстве. Ну как так — столько пройти и испытать, чтоб мечта оказалась обернута в такую отвратительную обложку?

— Мария, девочка моя, — Вив обняла меня, и я уткнулась в ее плечо, прячась от всего, с чем не могла справиться. — Твоя гордыня ничего не