– Можно я выйду на минутку?

Больше всего я боялась снова подвести Алариса. Может быть, он ждет в коридоре, я по одному взгляду, по одному слову пойму, что можно говорить, а что нельзя.

– Не хотите подставлять своего куратора, Элиза? Не волнуйтесь. Он уже все рассказал сам во всех подробностях. Ваши слова как свидетельские показания очень ценны, но, собственно, мы обойдемся и без них. Просто надеемся восстановить картину происходящего. Любая деталь может быть важна.

– Чем это ему грозит? – прошептала я, опустив голову.

– Отрежем ему руку, – фыркнул магистр Толли. – И ногу, для верности! Элиза, вы ведь умная девушка. Чем это может ему грозить? Мы просто пытаемся найти решение!

Если бы преподаватели принялись переглядываться со скорбными минами, я бы заподозрила неладное, но едкость в голосе магистра Толли убедила меня, что мастеру Вайсу нечего опасаться, кроме косых взглядов и нудных бесед.

– Он сказал, что виноваты гасители магии…

– И все?

– Все, что я помню…

Я немного лукавила, но те неясные образы, что остались в памяти, едва ли можно было облечь в слова. Вик, лежащий на камнях. Прореха в воздухе, заполненная чернотой. И еще… «Моя хорошая»… Нет, это из сна. Стоило один раз встретиться с взглядом мастера Вайса, чтобы понять: никогда бы он не произнес этих слов наяву.

– А Вик? – встрепенулась я. – Как он?

Я все еще жутко злилась на Викара и, честно, хотела надавать ему пощечин за то, что он так испугал меня. Но эта история навсегда останется между нами, никто никогда не узнает, что случилось вчера вечером у меня в комнате.

– Викару досталось, – покачала головой магистр Ортис. – Бедный мальчик. Вероятно, понадобится несколько недель, чтобы он пришел в себя.

Я выдохнула. Несколько недель – ерунда. Главное, что все будет в порядке.

– Что же, Элиза, отдыхайте. Наверное, позже мы захотим еще раз с вами побеседовать, но пока можете идти. Да! О секрете мастера Вайса известно ограниченному кругу лиц. Никому ни слова.

В коридоре я почти упала на руки своих друзей. Ароника, Бадлер и Тим обняли меня, поддерживая.

– Элиза, что происходит? – Ароника выглядела испуганной.

Парням, чувствуется, тоже было не по себе, но приставать с расспросами они не решались.

– Все из-за Вика. Его вчера воронки утащили, как до этого Вариса. Потому весь переполох…

Как ловко я научилась врать.

Каникулы в Академии, которых всегда ждали с таким нетерпением, в этом году тянулись мучительно медленно. Спальные корпуса превратились в тюрьмы, выходить из которых запрещалось. Единственным развлечением стало время обеда, когда нас собирали и под присмотром старшекурсников вели в центральный корпус. Ужин отменили, выдавали с собой вареную картофелину. Да иногда, чтобы мы совсем не заржавели, проводили тренировки под крышей амфитеатра.

Странно в этом признаться, но все мечтали о возобновлении занятий, и я в том числе. Но, похоже, магистры были слишком заняты: из уст в уста передавались странные слухи о том, что в отдельно стоящем корпусе творятся странные вещи – то из окон валит густой черный дым, то видны яркие вспышки. Преподаватели с утра до ночи бились над решением, однако, судя по тому, что над Академией до сих пор висел непроницаемый купол, а из тумана продолжали выходить бестии, успеха они не добились.

Я места себе не находила. Вовсе не скука бессмысленных дней давила на меня, и даже неопределенность нашего будущего не сильно пугала. Нет, куда страшнее было то, что мастер Вайс целыми днями пропадал в закрытом корпусе.

На время нам даже дали другого куратора – вечно сонного пухлого паренька-шестикурсника. Мои однокашники радовались, потому что мастер Варис, как теперь мы должны были называть этого растяпу, делами своих подопечных вовсе не интересовался, а по большей части дрых у себя в комнате. Зато наши парни могли творить что угодно, конечно, не покидая здания. Впрочем, не только первокурсники устраивали сборища. Наш спальный корпус постепенно превращался в какое-то дикое местечко: компании собирались на этажах, ругались, пели, смеялись. Хотя, что уж говорить, я и сама часто находилась среди тех, кто пел и смеялся, просто потому, что сидеть в комнате оказалось невыносимо.

Когда я была одна в комнате, то думала только об Аларисе и только о Вике. Ни того ни другого я не видела уже несколько дней. И за Вика, признаюсь, даже меньше волновалась, чем за Алариса: он под присмотром, он обязательно поправится, а мастер Вайс… Я гнала от себя жуткие мысли, но те оказались слишком настырными. «Что они делают с ним?» – шептал голос в голове, стоило на секунду отвлечься. И шутка магистра Толли о том, что Аларису отрежут руку, уже не казалась такой безобидной.

Вот я и толклась среди своих однокурсников, ошалевших от свободы и бездействия, забивала голову всякой ерундой. А все потому, что совершенно не знала, как помочь тем, кто мне по-настоящему дорог.

– Как думаешь? – спросила я как-то Аронику. – Если я попрошу нашего нового куратора проводить меня в лечебный корпус к Вику, он поможет?

Я очень хотела увидеть Вика, пусть даже он сейчас без сознания и не услышит меня. Перед внутренним взором до сих пор стояло его бледное лицо, его остановившийся взгляд.

– Давай я тебя провожу! – встрепенулся Тим. – Этот наш толстяк способен только жрать и спать. Кстати, у кого-нибудь есть что-нибудь пожрать?

Я засунула руку в карман накидки, выудила картофелину, предназначавшуюся мне на ужин, и протянула ее Тиму, но тот покачал головой.

– Да шучу я, Лиз. Я ведь не оставлю тебя без ужина. Ты и так, похоже, ничего не ешь!

Есть действительно не хотелось, а вот предложению Тима я обрадовалась.

– Проводишь?

– Так, никто никуда не идет! – Моя благоразумная подруга быстро навела порядок. – Элиза, мы обе знаем, что Тим слишком любит переоценивать свои возможности! Он такой же первокурсник. Бестии от вас рожки да ножки оставят, даже до лечебного корпуса дойти не успеете!

Просьба, с которой я обратилась к мастеру Варису, тоже ни к чему не привела.

– Элиза, вы ничем Викару не поможете. И без вас о нем позаботятся должным образом!

Старшекурсник, в одночасье получивший повышение до куратора, хотел показаться взрослым, а выглядел напыщенным и жалким.

Несколько раз я ловила себя на том, что, гуляя по корпусу – гулять все равно было больше негде, – я оказывалась у двери Алариса. Я знала, что по ту сторону никого нет: дверь заперта, комната пуста, и все же не могла просто развернуться и уйти. Стояла, положив ладони на деревянную обшивку, и прижималась лбом. Я надеялась, что его печать все еще на мне. Я надеялась, что он чувствует мою тоску…

Однажды вечером Аларис сам пришел ко мне. Я услышала стук в дверь, нехотя открыла, ожидая увидеть в коридоре моих друзей, которые станут звать на очередные посиделки. А увидела Алариса.