то время как, стоя за кулисами, где царил полумрак, мы видели детали: лица зрителей, блестящие глаза и губы ухоженных женщин.

Один за другим на сцену пошли наши. Рябов чуть не споткнулся о провод микрофона. Сэм, наоборот, шел слишком медленно, наслаждался торжественностью момента, остальные выходили со сдержанным достоинством. Причем каждому следующему футболисту аплодировали все меньше, потому что публика начала уставать, лишь фанаты были рады стараться, и, если бы не они, церемония выглядела бы фальшивой. Когда мы все расселись, над нашими головами зажегся экран. Закадровый голос начал рассказывать о поддержке спорта в СССР и о том, что в стране строится двадцать современных стадионов, в том числе — в городе Михайловск.

Потом Романцев рассказал, что теперь «Титану» предстоит защищать честь советского спорта в Лиге Европы, а трое наших футболистов пополнят состав национальной сборной.

Закончив с прелюдией, Романцев торжественно произнес, что настала пора чемпионам получить медали, и для этого на сцену приглашается товарищ Павел Сергеевич Горский.

Публика так обалдела, что даже никто не аплодировал. Первым сориентировался Димидко, вскочил и захлопал. Под аплодисменты, что становились все дружнее, из-за кулис с другой стороны сцены неторопливо вышел генеральный секретарь, прошагал к Романцеву, взял микрофон и проговорил:

— Спасибо, товарищи. Присаживайтесь на места, и мы начнем церемонию награждения. От себя хочется сказать: я очень рад тому, что особое внимание, уделенное футболу, принесло свои плоды, и я стою на сцене с парнями, которые стали историй за столь короткое время и на собственном примере показали тем, кто сомневается, что нет ничего недостижимого. И я уверен, что со следующего года начнется эра доминирования отечественного футбола на мировой арене. «Титаны», примите от меня личную благодарность за то, что вы делали и еще сделаете.

Боковым зрением я наблюдал за парнями: они вытаращили глаза и отвесили челюсти. Многие заранее заготовили благодарственные тексты, но наверняка постесняются их произнести в присутствии Горского. Даже, вон, Романцеву не по себе, он побледнел, движения его стали скованными, когда Горский шагнул к столику, где были разложены награды, склонился над ним, взял диплом и произнес:

— Выражаю личную благодарность Александру Александровичу Димидко, главному тренеру команды «Титан».

Димидко вскочил и под аплодисменты прошагал за наградой, получил диплом, именные часы, как у меня, а также золоченый кубок, пожал руку генсека и вернулся на место, сияя от счастья.

Затем Горский объявил Древнего, Тирликаса и лишь после начальника команды — меня. Наши взгляды встретились, и Павел Сергеевич едва заметно улыбнулся. Пожав руку, Горский надел мне золотую медаль, вручил диплом. После беседы, что у нас состоялась весной, трепета я не испытывал, потому взял микрофон и проговорил:

— Спасибо, товарищи! И те, кто в нас верил, и те, кто стимулировал неверием. Но особая благодарность — нашим болельщикам. Вы здорово нас поддерживали и половина нашего успеха — благодаря вам. Обещаю, что мы не подведем и оправдаем доверие. Вперед, Михайловск! Вперед, страна! — Я вскинул руку, и болелы засвистели, закричали, замахали бело-серебристыми знаменами.

За мной вышел Круминьш и оробел в присутствии Горского. Ни разу не видел его таким растерянным. Никто не ожидал, что медали будет вручать генсек, который усугубил своим присутствием торжественность момента. Кроме меня и Тирликаса, наверняка знакомого с Горским лично, все сидели как на иголках.

Забавно было наблюдать, как огромный Сэм съежился в присутствии генсека и после рукопожатия улыбался, как ребенок, боясь сжать пальцы, словно так он утрачивал благословение генерального секретаря.

Закончив вручать медали, Горский распрощался с нами и зрителями, и Романцев вроде задышал свободнее.

И откуда у людей это чинопочитание? Что страшного в Горском? Это ж не капризное божество с чуждой логикой, карающее по своему усмотрению, а такой же человек, и человек, насколько я убедился, неплохой, который действительно радеет за страну.

Пошло вручение прочих наград. Для этого на сцену приглашались политические деятели, известные журналисты и ведущие, но после Горского они воспринимались как фон.

Наша команда получила награду «Гроза авторитетов» от главреда газеты «Спортивная Москва», «За волю к победе» — от «Советской России» и «Лучшему новичку» — от журнала «Спортивные игры».

Приз имени Льва Яшина «Вратарь года» ожидаемо достался мне. Пышная улыбчивая редактор «Огонька» вручила мне золотой кубок.

Также вручались и новые награды. «Сверхновая звезда» — лучшему новичку-футболисту — досталась Федору Хотееву. Сэму достались «Зрительские симпатии».

Потом Самойлов и первый секретарь обкома Партии Михайловска вручали кубки и дипломы, никто из «титанов» не ушел обиженным.

Длилась торжественная часть чуть дольше часа, после нее мы пообедали и вернулись на свои места — на пресс-конференцию. А вечером нас ждали близкие в гостинице «Украина», где был заказан ресторан на верхнем этаже и забронированы номера на сутки.

Для Звягинцева этот отель, в той реальности переименованный в Рэдиссон, был чем-то недостижимым, обиталищем мажоров, дипломатов и иностранных гостей, где номер стоил, как четверть зарплаты. И по старой памяти я ощущал себя неловко, когда шел по мраморному залу. Но теперь я был знаменитостью. Гости отеля оборачивались, парнишка лет пятнадцати дернул за рукав отца и проговорил:

— Па, глянь, это же «Титан»! Можно…

Видимо, он хотел автограф, а мы хотели — в лифт и наверх, сегодня был передоз внимания. Тирликас у ресепшена помахал нам, раздал ключ-карты от номеров и паспорта, и лишь когда двери лифта закрылись, я ощутил себя более-менее спокойно. А когда обнял Рину и с высоты глянул на раскинувшуюся внизу Москву, так и вовсе успокоился.

Рина погладила меня по волосам:

— Выдыхай! Что-то ты сегодня особенно напряженный.

— Это объяснимо, мне сам Горский руку жал, — сказал я.

Клыков, выпучив глаза, что-то рассказывал Маше, Димидко — Оксане, Микроб — своей одесситке, Жека — высокомерной брюнетке, его новой пассии, Левашов — коротко стриженой девчонке с розовыми волосами и пирсингом в носу. И я даже знал, что именно они говорят — про рукопожатие Горского.

— Шутишь? — Рина прищурилась, вглядываясь в мое лицо, качнула головой. — Нет, не шутишь. И как он? Чувствуется… мощь главного одаренного?

— Если ты о том, как Скайуокер чувствовал Вейдера, то нет. И он выглядит моложе, чем нам показывают. Ему на вид не больше сорока.

— И все равно ты скованный. Почему?

Я скривился:

— Все жду, что сейчас ввалятся партийные боссы и начнут с нами фотографироваться, как с обезьянками. Типа как в Ялте было.

Но чужие не приходили. Димидко потряс шампанское, открыл его, извергнув фонтан, обрызгал нас всех, и, молодец,