Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Все, смерть слишком близка, чтобы думать о вариантах спасения. Сейчас завезут подальше в лес, вгонят в висок пулю, бросят в овражек и закидают ветвями. Все…»
Через несколько минут фургон встряхивает в последний раз, после чего движение прекращается, а двигатель замолкает. Генерал на всякий случай сползает на пол и, откинув в сторону здоровую руку, косит под лишенного сознания человека…
Рядом с фургоном останавливается легковой автомобиль, открывается задняя дверка с глухо тонированным стеклом.
– Как вам это местечко, Борис Маркович? – доносится до слуха Горчакова незнакомый мужской голос.
– Хорошее место. Покажи…
Гремят запоры, фургон содрогается, дверки отходят в стороны, впуская внутрь яркий дневной свет. Генерал-лейтенант лежит на полу, отвернув голову к дальней стенке.
– Отлично. Это он. Вот что, Токарь, сделай-ка так, чтобы его больше никто и никогда не увидел. Даже в этой глуши…
Второй голос удаляется, но Сергей Сергеевич не перепутает его ни с каким другим. Голосом с таким противным тембром в их управлении обладал только один человек – Борщевский.
– Устроим в лучшем виде, – подобострастно обещает первый. – Тут такие заросли, что костей не отыщут!..
– Хорошо. А потом займешься теми, кто помог этому сморчку бежать из клиники. Уяснил?
– Так точно.
– Действуй…
К шелесту листвы прибавляется шум двигателя – легковой автомобиль уносится в сторону шоссе, оставляя за кормой клубы белесой пыли…
«Да, это конец!» Сергей Сергеевич садится и тщательно стирает рукавом пиджака пот со лба. Поднявшись, отряхивает испачканные брюки…
Когда к раскрытым дверкам фургона подходит тот, которого называли «Токарем», генерал успевает приготовиться к смерти. Он твердо стоит на ногах посередине грузового отсека и абсолютно спокоен, если не сказать – беспечен.
– Ну, чего уставился? – то ли морщится, то ли насмехается Горчаков, глядя на мужчину. – Посторонись!
Токарь отступает на шаг, дозволяя пленному генералу самостоятельно спрыгнуть на землю.
Оказавшись внизу, тот закладывает руки за спину.
– Веди…
Токарь с одним из помощников идет сзади, третий мужчина остается у фургона. Троица несколько минут петляет по лесу – не по тропкам, а по овражкам, меж кустов, вдоль небольших полян с высоким бурьяном. Причем направление выбирает сам генерал, и данный факт ставит крест на последней надежде – его просто ведут убивать.
Слабый ветерок шуршит листвой, яркое солнце играет желтыми пятнами по зеленой траве, под ногами хрустят сухие ветви. Умирать не хочется. А в таком чудесном лесу, в такую замечательную погоду – тем более.
От проселка отошли далеко. Достаточно далеко, чтобы кто-то случайно услышал пару пистолетных выстрелов.
Внезапно на склоне неглубокой балки шаги за спиной генерала стихают.
Все? Конец? Неужели так быстро?..
– Что ж, хорошее местечко. Уютно, тихо, – тихо говорит Горчаков, останавливаясь в аккурат посередине спуска. – Тут отыщут не скоро. Если вообще отыщут…
Шагов не слышно, зато доносится продолжительный шорох – будто кто-то съезжает на заднице по прелой прошлогодней листве. Сергей Сергеевич хочет обернуться, посмотреть. Да не успевает – вниз по склону рядом с левой ногой проезжает тело. Мужчина лежит лицом вниз, в спине по самую рукоятку торчит нож.
Это один из конвоиров. Один из его потенциальных убийц. Тот, которого властный голос Борщевского назвал «Токарем»…
* * *
– Все хорошо, что хорошо кончается. А главное – вовремя, – оттирая специальный нож от крови, идет на полшага позади Устюжанин.
Горчаков покачивает седой головой:
– Да-да, спасибо вам. Спасибо. Ума не приложу, как они позволили себя выследить!
– Дилетанты. Мы шли за фургоном на дистанции метров пятьсот – любой внимательный человек распознал бы наш микроавтобус двадцать раз, а они… Но это все позади. Главное – мы успели и вы остались живы.
– Согласен. Остаться живым – не самый худший из вариантов. Но, видишь ли, Георгий, какое дело… Если в нашей схватке верх возьмет Борщевский – мне конец. Он нашел меня даже после удачного побега из клиники. Значит, найдет и теперь – после вашей чудесной и своевременной помощи. Такие люди, как Борис Маркович, своих врагов не прощают и мстят до полного их истребления.
Генералу помогают подняться по ступенькам в салон микроавтобуса. Устюжанин садится рядом, а впереди устраиваются относительно молодые пловцы – мускулистые, широкоплечие, коротко остриженные. Послушно заводится двигатель; разворачиваясь на узком проселке, микроавтобус трижды елозит вперед-назад. Затем аккуратно объезжает темный фургон с настежь распахнутыми дверцами и лежащее у самой обочины бездыханное тело третьего человека генерала Борщевского. Все трое убиты холодным оружием. Никто из троих не успел и пикнуть…
– В таком случае его следует опередить, – твердо заявляет капитан второго ранга.
– И у тебя есть план?
– Установить слежку…
– Где? – перебивает Горчаков излишне уверенную речь.
– Там, где Борщевский бывает.
– Как у тебя все просто! А он, между прочим, бывает в здании Государственной думы, он вхож в кабинеты многих федеральных министров, да и в Кремле не раз замечен…
И снова дорога на северо-запад: МКАД, Куркинское шоссе, Новогорск… До трехэтажного особняка, где проживает руководитель Департамента контрразведки – очень заслуженный, но староватый и болезненный генерал-полковник, – остается всего ничего, километров пять.
Всю дорогу седой старик молчал, а за несколько минут до цели вдруг оживился:
– У меня слишком мало сил и времени, Георгий. На поединок с Борщевским мне отпущено несколько дней. Понимаешь? Всего несколько дней!
– Да ладно вам, Сергей Сергеевич! – улыбается здоровяк. – Вы еще не в том возрасте, чтобы кокетничать о смерти. Поживете еще…
– Я не о смерти в доме престарелых, – уныло провожает однообразные сумеречные пейзажи Подмосковья Горчаков. – Все гораздо хуже: меня либо пристрелят шавки Борщевского, либо мой измученный строительством социализма организм просто не вынесет дальнейших перемен в худшую сторону. Все эти реформы, объединения, укрупнения на фоне всеобщей коррупции и хаоса для тонкой организации моего организма весьма пагубны. Ну, и в заключение – третий вариант. Если выйдет фиаско и с тем и с другим.
– Это какой же?
– Этот вариант зовется: «Здравствуй, советско-российская карательная психиатрия». А там – в клинике – начнется: «Сдавило грудь? Мучает боль в суставах? Беспокоит голод и бессонница? Подпиши признание – и сразу почувствуешь себя лучше!..»
– Приехали, – не оборачиваясь докладывает водитель.