Сижу на полу, прямо под дверью спальни, и слушаю, как она рыдает.

Всхлипывания очень глубокие, почти театральные. И еще она бросает вещи.

Никак не пойму, чем этот рев вызван: очередная ли это манипуляция в надежде расположить меня к себе, или эта женщина действительно пребывает в смятении. Возможно и то, и другое, но я, конечно, уповаю на второе.

Если это и впрямь минута слабости, мне следовало бы ею воспользоваться.

Теперь вдвойне досадно, что Гримму пришлось меня утешать, и что он еще не располагал никакой полезной информацией.

Внезапная мысль приходит мне в голову. А что если она с собой что-нибудь сделает? Нет, такой поворот желателен сейчас менее всего. По крайней мере пока. Я поднимаюсь, стою перед дверью, потом вскидываю руку, чтобы постучать. Медлю. Снова опускаю руку. Нет. Пусть еще немного поболтается в своих тревогах. Она не вскроет вены и не затянет петлю на шее. Не того нрава.

Эта красотка выплачется. Потом сядет, утрет нос, высушит глаза. Будет корить себя за слабость. Увещевать, что она-то сильная и со всем справится. Ведь именно это она умеет прекрасно – что бы ни случилось, снова поднимать голову. Она оправится. И будет действовать.

И тогда события перейдут в решающую фазу. Наконец-то.

Отступаю от двери. Самое время размять ноги. Глотнуть свежего воздуха.

Я покидаю дом, выбираюсь на улицу. Каштаны. Пожилой мужчина выгуливает овчарку, двое детей проносятся мимо на велосипедах, щебечут птицы. Какая идиллия.

Делаю несколько шагов. Да, я знавал и другие времена, когда мое состояние было куда лучше. Но, в общем и целом я в порядке. Поспать бы только.

Главное – не падать духом.

Мужчина с собакой между тем подходит еще ближе, но когда он ко мне обращается, я вздрагиваю.

– Госпожа Петерсен дома? – спрашивает он.

– Простите?

Несколько секунд я пребываю в растерянности, к расспросам любопытных соседей я не готов.

– Госпожа Петерсен у себя? – повторяет старик. – Вы же только что вышли из ее дома, если не ошибаюсь?

– Да, – отвечаю. – Она у себя.

Сосед недоверчиво меня разглядывает.

– Моя фамилия Лаутербах, я живу в нескольких домах отсюда, – поясняет он.

Голос его звучит не очень приветливо.

– А вы кто?

– Я Филипп Петерсен. Муж Зары.

Старик смеется.

– Как бы не так, – говорит он. – Я знал Филиппа еще маленьким мальчиком.

Он больше не обращает на меня внимания, идет за собакой, которая уже взяла курс к ближайшему дереву.

– Странные шуточки у некоторых людей, – бормочет старик, удаляясь.

Я инстинктивно поднимаю голову и смотрю на окно ее спальни. Женщины не видно.

Я возвращаюсь в дом.

Снова встаю на вахту под ее дверью.

В комнате невыносимая жара, хотя на дворе уже ночь. Я чувствовала, как мой лоб покрывается мелкими капельками пота. Одна из них сбежала между грудей и впиталась в пояс моих брюк. Глоток свежего воздуха сейчас бы не помешал. Я подошла к окну, открыла в надежде, что ночной бриз коснется лица, но все, что меня ожидало этой ночью – это тишина, бархатная темнота и парочка неутомимых летучих мышей. Ни дуновения, ничего, что принесло бы облегчение разгоряченному мозгу. Было предупреждение о надвигающемся циклоне, но он, похоже, заставлял себя ждать. Я отошла от окна и снова опустилась на кровать. Так много всего накопилось, о чем следовало поразмыслить, но я даже не знала, с чего начать. Чужак должен уйти, подумала я. Все прочее не столь важно.

Я в очередной раз набрала номер Иоганна. Услышала звонок, другой, потом трубку сняли. Я была огорошена и в первую секунду даже не нашлась, что ответить.

– Алло? – повторил Иоганн. – Зара?

– Иоганн, – выпалила я. – Я уже целую вечность пытаюсь тебе дозвониться!

– Я знаю, – прозвучало в трубке. – Я был за границей.

Его голос звучал как всегда невозмутимо. Неужели ему еще ничего не известно?

– Ты слышал?.. – начала я.

– Это невероятно, – перебил меня Иоганн. – Они его нашли. Они действительно его нашли!

Господи. Как ему сказать?

– Я все время тебе названивала, – прошептала я.

Иоганн как будто не слышал.

– Когда я узнал, то сначала даже не мог поверить.

– Это не Филипп, – сказала я.

В трубке воцарилась тишина. Казалось, было слышно, как хмурил лоб Иоганн, как в замешательстве хлопал глазами, словно я отмочила какую-то шутку, и оставалось только дождаться, когда я воскликну: «Первое апреля».

– Я не понимаю, – сказал Иоганн.

– Человек, которого они нашли, не Филипп! – сказала я.

Тишина.

Я подавила комок в горле и постаралась сохранить самообладание.

– Не Филипп? Что ты имеешь в виду? – спросил он.

Я подбирала нужные слова.

– Я видел вас по телевизору, – прорезал тишину голос Иоганна. – Передо мной газета с вашей фотографией.

– Иоганн, вглядись внимательно, – ответила я. – Посмотри на этого человека. Вспомни, как выглядит Филипп. Его рост. Фигуру, особенности его походки. Форму бровей. Ямочки на щеках. Корни волос. Его глаза. Глаза в первую очередь. А потом взгляни на этого человека. Неужели ты всерьез думаешь, что это Филипп?

Еще немного, и рассудок мой помутится. Я чувствовала, что нахожусь в плену какого-то кошмара.

Иоганн опять замолчал, ненадолго.

– Его видно только в профиль, – произнес он. – Но…

Он оборвал на середине фразы.

– Я понимаю твое замешательство, – сказала я. – Я столько раз пыталась в последние дни тебе дозвониться, хотела уберечь тебя от всего этого!

Иоганн молчал.

– Конечно, ты думаешь, это Филипп, – добавила я успокаивающе.

Иоганн по-прежнему безмолвствовал.

– Контекст. Все дело в контексте.

Мне стало трудно дышать. Я убрала с лица прядь волос.

– Ты услышал, что Филипп вернулся. Наверное, даже плакал. Во всяком случае, безотчетно смеялся. Твои пальцы дрожали. Ты обращался к Богу и благодарил, хотя вообще-то в него не веришь. Я знаю. Потому что все это испытала сама.

Иоганн еще не обронил ни слова.

– А потом ты открываешь газету и видишь мужчину примерно того же возраста, которого сейчас достиг бы Филипп, того же роста, с Филипповой осанкой и вообще очень на него похожего. И ты, конечно же, думаешь, что это и есть твой друг.