— Что случилось, соколик?

— Я все понял, тетя Нюра! Спасибо вам.

— Вот и хорошо, что понял, очень хорошо, — улыбнулась женщина. — Понимание, соколик, — первое дело в семье. Особенно если семья молодая.

Сама тетя Нюра больше тридцати лет была женой старшины третьей батареи. Она многое видела, научилась отлично разбираться в людях. И обладала редким, а потому особенно ценимым качеством — умела радоваться чужой радости.

— Посмотри на себя в зеркало, соколик ты мой, — улыбалась она. — Прямо светишься весь. Порадовала тебя?

— Не то слово. Надежду вернули, — признался он. — Тетя Нюра, скажите, вы мужу своему, Василию Ивановичу, сразу дали согласие на его предложение?

— Ох, когда это было! Разве вспомнишь? — Она помолчала, думая, видно, о своей далекой и, увы, ушедшей безвозвратно юности. Потом повернулась к Алешину.

— Нет, Лешенька, не сразу, конечно. Все ждала от него чего-то такого…

— Чего? — торопил ее Алешин.

— Такого простого и ясного… Как бы это тебе объяснить? Ну, словом, поступка мужчины. Дождалась: он мою руку просил у родителей.

— Я так и думал! — просиял Алешин. — Спасибо, тетя Нюра.

РЕШЕНИЯ

«Так и есть! Опять этот старший лейтенант улыбается. Чем это я его так веселю?»

Командир полка озабоченно нахмурился. Отпустив офицеров, попросил Алешина задержаться. Тот аж засветился весь, тем самым еще больше озадачив полковника, подошел, подчеркнуто четко и звонко доложил:

— Товарищ полковник, старший лейтенант Алешин по вашему приказанию прибыл!

— Давно хотел спросить вас… — начал полковник, подыскивая слова.

Алешин весь подтянулся, жизнерадостно, даже как-то весело глядя прямо в глаза командира полка:

— Слушаю вас, товарищ полковник!

Ничего не найдя подходящего, полковник спросил напрямик:

— Чему это вы улыбаетесь? Раньше такого не замечал. Что во мне вас смешит?

Алешин смутился, горячо возразил:

— Что вы, товарищ полковник! Наоборот! Совсем наоборот! Вы стали для меня в последнее время… Дело в том, понимаете ли… — теперь Алешин мучился, не находя подходящих слов.

Ну как ему объяснить, что причиной тому Оля? Точнее, не она, а ее фамилия — Романова. «У нас в городке правят Романовы!» — шутили гарнизонные острословы и он, Алешин, вместе с ними. В самом деле. Командир полка — Романов. Начальник клуба — Романов. А еще вот и Оля, о чем он узнал в тот день… И сразу как-то изменилось отношение Алешина к однофамильцам Ольги. Пропало желание подтрунивать над ними. Они вдруг стали интересней ему, ближе, роднее. И особенно полковник Романов… Как все это объяснить командиру полка?

— Дело в изменившихся обстоятельствах, товарищ полковник, — сказал Алешин. — Они мне открыли вас в неожиданно новом свете…

Не найдя других слов, Алешин окончательно смутился. Полковник как будто бы начал что-то понимать. Спросил участливым голосом:

— Обстоятельства важные?

— Для меня — да.

— Служебного порядка?

— Что вы! Личного!

Теперь улыбался полковник, по-доброму глядя на озабоченного Алешина.

— Личное есть личное, — заметил он. — И если оно вас бодрит, не мешает службе, то я его, это сугубо личное, от души разделяю, приветствую.

— Не только не мешает службе, а наоборот, очень ей помогает, — приободрился Алешин. — Разрешите идти?

— Конечно. И больших вам успехов. Особенно… — в глазах полковника вспыхнули веселые, озорные искорки, — во всех личных обстоятельствах…

Майор Бронин, глубоко задумавшись, мерил шагами свой кабинет.

На состоявшемся только что служебном совещании командир полка Романов, преподнеся всем неожиданный сюрприз, объявил, что два дивизиона будут привлечены на тактические учения для прикрытия наземных войск от нападения с воздуха. «Готовиться всем!» — подчеркнул полковник. «Кто конкретно будет привлечен к учениям?» — спросил тогда Бронин Романова.

— Выбор сделает руководитель учения, — ответил полковник, заканчивая совещание.

Размяв уставшие ноги, майор Бронин сел за стол, поднял телефонную трубку:

— Капитанов Чугуева и Колтевского — ко мне!

Когда пришли его заместители, он подробно рассказал им все, что услышал от командира полка. Сообща наметили первостепенные мероприятия по интенсификации учебного процесса. Затем майор спросил:

— А как думаете, кто в дивизионе смог бы первым взяться за показную тренировку по разработанной нами методике? Кто, как говорится, мог бы подать пример?

— Есть у нас такой командир батареи, — подал голос Чугуев. — Это — капитан Пучинов.

— Да, — поддержал его Колтевский, — Илья Ильич Пучинов — сложившийся командир. Хороший специалист. Должен потянуть.

— Добро! — поднялся Бронин. — Ему и поручим.

Оставшись в кабинете один, командир дивизиона стал придирчиво изучать схему налета авиации «противника», которую разрабатывал сам же в течение многочасовых вечерних бдений над картой. В целом, отметил с удовлетворением, получилось неплохо.

Рабочий день заканчивался. Бронин разогнул спину: «На первый раз достаточно». И стал собирать со стола бумаги. Но тут его взгляд упал на стопку уставов. Они напомнили, что предстоит провести методическое занятие с сержантами по их изучению. Значит, стопку — на центр стола, чтобы завтра утром проштудировать уставы еще раз. А теперь можно и на свежий воздух.

Заканчивался август, но осенью еще и не пахло. Было тепло, но не душно. Легкий неторопливый ветерок приносил с собой запахи свежескошенной травы, мяты и… жасмина. Бронин удивился: откуда здесь может быть жасмин? Оглядевшись, майор заметил на боковой аллее парочку. Лейтенант из соседнего дивизиона и девушка в белой кофточке стояли прямо под фонарем, прижавшись друг к другу, и целовались. «Фу ты, черт, приспичило, — подумал Бронин, проходя мимо них. — Не нашли более укромного места…»

Майор деликатно отвернулся в сторону, ускорил шаг, но невольно вздрогнул, услышав вдруг что-то очень знакомое, касающееся лично его самого.

— Да, наш офицер из штаба был там, — говорил девушке лейтенант. — Он-то все и рассказал об этом. Передал музею части целлофановый мешочек с обгоревшим зерном, фотоснимки капитана Кузнецова…

Бронин остановился, чтобы прикурить, и бросил взгляд в сторону парочки. Увидел, как девушка приблизила к своим щекам ладони лейтенанта, услышал, как тихо спросила: «И эти три зернышка с того поля?» — «Да, — ответил лейтенант. — Всегда их ношу с собой. Вот уже несколько лет…»

Молодые люди умолкли. Любовь не требует много слов. Бронин смял папиросу и продолжил свой путь. «Надо же! — подумал с удивлением. — Неужели помнят до сих пор? Не забыть бы и своим офицерам, солдатам рассказать о той истории, показать им свои фотоснимки…»

Особенно выразительным, обжигающим память вышел тот снимок, который он сделал в конце августа, когда после страды вместе с военными водителями должен был возвращаться в часть. Не возвратился. Задержался. Не мог не задержаться. Заехал в соседний район, чтобы помочь крестьянам завершить то дело — уборку хлеба, которое начал его незнакомый коллега — офицер Кузнецов. В первый же день Бронин с солдатами пришел к пирамидке с красной звездой на вершине. Молча, склонив обнаженные