знаешь, через какой я прошла ад, когда пришло это письмо из Военной канцелярии о том, что ты пропал без вести в бою? Я ждала три долгих года, я молилась, чтобы ты был жив. А все говорили мне, что я должна жить своей жизнью. Твоя семья хотела, чтобы я вышла за Робина. Что мне еще оставалось? – отчаянно говорила ЭлДжей. – Знаешь, я никогда не любила его так же, как любила тебя. Ты должен поверить мне, Оуэн. Господи, да если бы ты только вернулся домой и позвал меня замуж, когда Робин умер, я бы немедленно согласилась.

– Я и хотел, но… – Лицо Оуэна исказилось от боли. – На войне я много раз смотрел смерти в лицо, а сейчас боюсь, так боюсь. – Он сжал ее руку. – Пожалуйста, останься со мной до конца. Ты так нужна мне, Лаура-Джейн.

Хватит ли этих последних дней, чтобы заместить ту жизнь, которую они упустили? Никогда, но это то, что им осталось.

– Да, дорогой, – тихо сказала она. – Я буду с тобой до конца.

19

Когда зазвонил телефон, Грета была в ванной.

– Черт! – схватив полотенце, она торопливо побежала из ванной в гостиную, чтобы успеть снять трубку. – Алло!

– Это я, Дэвид. Я помешал?

– Нет, просто я была в ванной.

– Ну, я боюсь, что у меня плохие новости. Я звоню из Марчмонта. Оуэн умер час назад.

– Дэвид, мне так жаль. – Не зная, что еще можно сказать, Грета закусила губу.

– Похороны будут тут, в Марчмонте, в четверг днем. Я решил тебе сообщить, потому что подумал, вдруг ты захочешь приехать.

– Э-э-э, ну да, спасибо, Дэвид, но боюсь, что я не смогу. У Чески на весь день назначена фотосессия.

– Ясно. Ну, даже если ты не сможешь приехать на похороны, тебе все равно придется приехать на прочтение завещания. Оуэн буквально перед смертью настаивал, чтобы ты тоже приехала. Судя по тому, что он сказал моей матери, я думаю, это может принести тебе некую выгоду.

– Я непременно должна приезжать? Ну, я хочу сказать, нам ведь не нужно денег, и, если честно, как ты можешь себе представить, я вовсе не рвусь снова вернуться в Марчмонт.

– Это именно то, что чувствовали мы с мамой, когда ехали сюда пару недель назад. Для всех нас это связано не с самыми приятными воспоминаниями. Но сейчас, когда я провел тут какое-то время, даже с учетом всех обстоятельств, мне будет грустно уезжать обратно в Лондон. Как-то забываешь, как тут красиво.

– Если совсем откровенно, Дэвид, мне страшно. И как же Ческа? Она никогда не спрашивала меня, и я ничего не говорила ей про Оуэна. Я никогда не знала, что тут сказать.

– Ну, так, может, настало время просветить ее, Грета? В конце концов, однажды она все равно спросит, так что теперь отнюдь не худший момент. И Ческе в любом случае будет полезно уехать из Лондона.

– Да, наверное, – ответила она без уверенности в голосе.

– Послушай, Грета. Я понимаю, что ты чувствуешь, но по закону ты все еще жена Оуэна, а Ческа, с учетом всех обстоятельств, его ребенок. Адвокат не станет читать завещание в ваше отсутствие, а это значит, что, если вы не приедете сюда, нам с мамой придется ехать в Лондон. Мама почти без перерыва ухаживала за Оуэном последние две недели, и она просто измучена. Я бы предпочел покончить с этим всем как можно скорее, чтобы она смогла начать восстанавливаться.

– А она хочет, чтобы я приехала?

– Да. Она говорит, что ты должна.

Грета вздохнула.

– Ну тогда ладно. Полагаю, придется отменить фотосессию Чески. А на похоронах будет только семья, да?

– Да.

– Во сколько начало?

– В половине четвертого.

– Я попрошу студию предоставить машину. Мы выедем рано утром во вторник.

– Как вам удобно. И, Грета?

– Да?

– Ничего не бойся. Я буду с тобой.

– Спасибо, Дэвид.

Грета повесила трубку, подошла к бару в буфете и налила себе виски из маленькой бутылки, которую держала для визитов Дэвида. Все еще завернутая в полотенце, она рухнула на диван, думая, что же, ради всего святого, она скажет Ческе про Оуэна. И про Марчмонт.

– Дорогая, я… Мне вчера вечером позвонили, – Грета внимательно смотрела на дочку, которая ела овсянку. – Боюсь, это были плохие новости.

– Господи, мамочка. Какие?

– Ну, завтра нам с тобой придется уехать на несколько дней. Понимаешь ли, дорогая, твой папа умер.

Ческа казалась удивленной.

– Я и не знала, что у меня есть папа. А как его звали?

– Оуэн Марчмонт.

– Ох. А отчего он умер?

– Ну, для начала, он был гораздо старше, чем я, и он болел. Видишь ли, все люди стареют и потом умирают. Хочешь спросить у меня о нем что-нибудь еще?

– А где живет… В смысле где жил мой папа?

– В Уэльсе, там, откуда родом дядя Дэвид. Там очень красиво. Он жил в прекрасном доме, мы с тобой как раз туда и поедем.

Лицо Чески прояснилось.

– И дядя Дэвид тоже там будет?

– Да. И нам с тобой надо пойти купить удобной одежды. В Марчмонте не место нарядным платьям.

– А можно купить мне комбинезон, как был у Мелоди?

– Посмотрим, что удастся найти.

– Спасибо, мамочка. – Ческа вскочила из-за стола и обхватила мать руками в непривычном приступе нежности. – Тебе грустно, что мой папа умер?

– Ну конечно. Людям всегда грустно, когда кто-то умирает.

– Да. Это как в моих фильмах. Я пойду к себе, подожду там, пока ты придешь причесать меня.

– Ты моя хорошая девочка.

Грета смотрела ей вслед, понимая, что ради них обеих ей придется, собрав все свое мужество, снова заглянуть в прошлое.

Ночью перед похоронами Дэвид сидел в библиотеке, рассматривая старые книги. Вдруг в дверях появилась его мать.

– Мы с Мэри почти закончили готовить еду на завтра. Не могли бы мы с тобой что-то выпить минут через двадцать? Я… Дэвид, мне надо с тобой поговорить.

– Конечно.

ЭлДжей слабо улыбнулась ему и вышла из комнаты. Он пошел изучить содержимое шкафчика со спиртным. Там было много бутылок, но все они были пусты. В самом дальнем углу он обнаружил бутылку виски, в которой оставалось еще немного. Достав два стакана, он разлил оставшееся поровну.

Они с матерью находили пустые бутылки из-под виски по всему дому: за диванами, в шкафах и буфетах, под кроватью Оуэна, так что Дэвид был даже удивлен, что его дядюшка вообще сумел столько протянуть. Он сел в кресло, взял свой стакан и стал ждать,