Внезапно чужое присутствие испарилось, словно тот, кто присматривал за женщинами и ребенком, ушел, посчитав свою миссию выполненной. Остались лишь полутемный разрушенный коридор, куда из окошек, расположенных под потолком, проникали тусклые лучи света, горы каменного крошева и кровавый отпечаток ладони на колонне.

– Мы можем вернуться обратно, – Кёсем говорила тихо и задумчиво, словно разговаривала сама с собой, – но не ждет ли нас там беда?

– Или же, – подхватила Башар, – мы можем идти вперед. Ты не чувствуешь здесь беды, а я верю твоим чувствам. Так давай же поглядим, куда приведет нас судьба!

Женщины бросили еще один взгляд на отпечаток ладони и двинулись далее по коридору. Шли неспешно, стараясь производить как можно меньше шума. Тургай, утомленный произошедшими событиями, задремал на руках у Кёсем.

Разговаривали, разумеется, в первую очередь о том, что случилось.

– Как думаешь, за этим стоит Осман? – Здесь, вдали от людских глаз и ушей, можно было в кои-то веки говорить свободно, не обиняками, и Башар не замедлила этим воспользоваться.

– Нет, – покачала головой Кёсем, затем увидела выражение лица подруги и воскликнула: – Не потому, что он не мог… или не хотел! Я знаю, на что он способен. Просто… способ неподходящий.

Ну вот, она сказала то, что давно тяжким грузом лежало на душе. Произнесла вслух, прямо: Осман, милый мальчик Осман, султан Осман, способен ее предать. Способен ее убить.

Страшная истина. Но теперь, когда Кёсем осмелилась произнести ее вслух, словно тяжкий камень свалился с сердца и развеялся туман, окружающий взор. Все стало ясным и четким.

Так всегда бывает с правдой: она, как чистый родник, смывает с глаз и сердца скверну. И пускай правда горька, но она – целебный отвар против сладкого яда лжи.

– Ты права, – размышляла тем временем Башар, – Осман организовал бы все не так. Тогда кто?

– Те нечистые свиньи, родня его жен, Айше и Акиле. – Кёсем с отвращением махнула рукой, словно отгоняя от себя мерзость. – Может, кто-то из них в одиночку все организовал, а может, они договорились. Сыновья жирных откормленных свиней, которые произвели на свет стадо свиней!

Да, она наверняка была неправа, но сейчас Кёсем высказывала ровно то, что думала. Как давно ей этого не хватало! Башар слушала молча, кивая в нужных местах. Вполне может быть, что она и соглашалась с подругой, – разве на то и не даны Аллахом друзья, чтобы считать врагов подруги своими врагами?

– Тебе необходимо уехать отсюда как можно быстрее, – наконец произнесла Башар. – И твоим сыновьям тоже. Мы сумеем обеспечить их безопасность. Мы позаботимся обо всех вас.

Кёсем вздохнула. Как же хорошо было бы убраться из дворца, где даже пауки – и те плетут сети интриг, в которые попадаются не мухи, а люди! Казалось бы, они с Махфируз сумели создать семью мечты, подружить всех шахзаде, выполнить давнюю клятву. Когда же, почему все изменилось? Когда соколы их устремлений обернулись грязными шелудивыми псами, грызущимися за подачки с трона?

И как же ей уехать сейчас, когда в ее помощи нуждается Хадидже? Ее не выпустят из дворца ни за что, ведь ее ребенок – прямой потомок Османа, пускай и рожденный вне брака, да еще и от шахзаде, а не от султана.

Последняя мысль заставила Кёсем в который раз раздраженно поморщиться. Что это надумал себе Осман? Всю историю существования Оттоманской Порты сыновья шахзаде впоследствии становились сыновьями султанов, и никому никогда это не мешало. Как далее складывалась судьба этих сыновей, было в руках Аллаха, но если в отцовстве не имелось сомнений – а откуда бы они взялись, эти сомнения? – то юные отпрыски шахзаде признавались наследниками трона.

Впрочем, и на дочерях влиятельных семейств султаны старались не жениться. Это вельможи должны искать покровительства великих правителей, а не наоборот! По крайней мере так считалось. А уж что там было на самом деле… что ж, это тоже все на коленях у Аллаха. Но так явно демонстрировать собственную слабость и так безрассудно выбирать способы поддержки Осману все же не следовало.

О Аллах! Осман давно уже не ребенок, он отказался от ее опеки, а она все еще беспокоится о нем, словно о собственном сыне! Да, она обещала Махфируз… но Махфируз мертва, и Осман первым нарушил обещания. Долго ли осталось жить ее собственным сыновьям, о которых она тоже должна заботиться? О которых она должна заботиться в первую очередь!

Кёсем больше не была наивной девочкой и прекрасно понимала: никто не осмелился бы поднять на нее руку, если б не был уверен в грядущей безнаказанности. Неважно, реальны были надежды заговорщиков или Осман все-таки казнил бы их, дабы соблюсти приличия. Важно, что вольно или невольно он дал понять: охотиться на его… его мачеху отныне дозволено.

А ведь убивать шахзаде, своих братьев по отцу – давняя, освященная веками традиция…

Да, сыновей следует увезти отсюда как можно скорее. Всех – от старшего, Мехмеда, до самых маленьких. Дочек можно оставить, их не тронут. А сама…

– Мне нужно спрятать сыновей, – тихо сказала Кёсем.

Башар глянула на подругу остро, пристально: она всегда умела подмечать главное в сказанном, даже если это главное и не было произнесено. Увиденное Башар не понравилось, однако она смолчала, лишь отвернулась да вздохнула тайком. Она знала: когда речь заходит о чем-то значимом, Кёсем, которая кажется мягче пуха и слаще пахлавы, становится подчас жестче камня и резче, чем свист дамасской стали.

Коридор постепенно становился темнее – или это в глазах начало темнеть? А может, и солнце уже склонилось к закату: неизвестно, сколько времени они шли. Малыша несли по очереди, и с каждым разом он казался все тяжелее, но ни у одной из женщин даже мысли не возникало разбудить его: это казалось таким же немыслимым, как помочиться в мечети.

Кёсем готова была выйти к собственной спальне, как и во сне, но коридор закончился неприметной дверцей: деревянной, слегка подгнившей, с бронзовой ручкой в виде вставшего на дыбы жеребца. А рядом с дверцей снова виднелся отпечаток ладони, но выцветший, поблекший – и не разберешь, кровью оставлен или грязью.

– Заперто, – шепотом сказала Башар, подергав за ручку. – И что теперь будем делать?

Кёсем в отчаянии прикусила губу, размышляя. Ломать дверь? Она старая, может и поддаться, но что ждет их там, по другую сторону? Да и на шум прибежать может кто угодно, объясняйся потом… Она уже не полновластная хозяйка дворца, с ней могут сделать ровным счетом все, что угодно.

Башар, кажется, приходили в голову похожие мысли. Женщины обменялись отчаянными взглядами.

На руках у Башар сладко посапывал ребенок. Кёсем могла рисковать своей жизнью, даже жизнью подруги, но Тургай был неприкосновенен. Лучше испытать голод, жажду, даже проделать обратный путь с ребенком на руках (убийцы наверняка уже ушли!), чем подвергать малыша опасности.

Внезапно за дверью послышались шаги, а вслед за тем щелчок отпираемого замка. Кёсем и Башар резво отскочили – откуда только силы взялись! – и спрятались за очередной грудой камня. Неужели убийцы все же выследили их и все усилия оказались тщетными?