По еще одному старому обычаю этого дома, ханым-эфенди велела срочно сварить рисовый суп. Но поскольку дети очень устали, они не дождались еды и уснули на коленях у Гюльсум.

Ночи стали довольно долгими. Но так как сейчас было еще рано, никто и не думал ложиться спать.

Пока мужчины в гостиной утешали Мурата — как ребенка, которому только что сделали обрезание — женщины же собрались вокруг Гюльсум. Поскольку девочка находилась рядом с больной в последние часы ее жизни, на нее возлагали большие надежды. Этот случай стал событием дня, и кто знает, какая горестная история предшествовала смерти. Но чем больше они наступали на нее, тем больше девочка кривилась и на все вопросы отвечала одной или двумя лаконичными фразами, а потом поджимала губы.

Женщины рассердились на нее, но поскольку им не удалось ничего выяснить, сказали: «Ты устала. Иди поспи!» Когда она вышла, хозяйка дома спросила:

— Дорогие мои, скажите, ради Аллаха, что с ней творится? Она же просто вне себя.

Наджие с недоумением пожала плечами:

— Ты разве не поняла? Она всего-навсего привыкла вести домашнее хозяйство. Там она делала, что хотела. Но это нелегкое дело… Окажись я на ее месте, я бы тоже скисла.

Дюрданэ в какой-то мере согласилась с сестрой:

— Мурат-бей очень деликатный человек… С позволения нашей мамы, он дал волю этой попрошайке. Несколько раз он обращался к ней «дочь, моя, ребеночек, дитя мое», и это ласкало ее слух. По сей причине она и возомнила себе невесть что. Разве можно ласково обращаться с этим созданием?

У кормилицы из Карамусала на этот счет имелось другое мнение:

— Мне сейчас пришло кое-что на ум, но вы не поверите… Вы опять скажете: «До чего же ты жестокая и злая женщина». Нет, лучше я не буду ничего говорить.

Барышни потребовали:

— Говори, кормилица, ничего тебе не будет.

Старушка понизила голос, будто стыдилась слов, которые собиралась сказать:

— Я хорошо изучила всю ее подноготную. Эта девочка надеялась: «Как только жена Мурат-бея умрет, возможно, он возьмет меня замуж!» Как хорошо, когда человека возвращают на свое место…

Хозяйка дома глубоко задумалась.

— Я верю тебе, кормилица, — в итоге произнесла она, — от таких, как она, можно ожидать чего угодно.

Глава тридцать шестая

После того как Мурат-бей двадцать пять дней погостил в их доме, он со служанкой и детьми возвращался в Анатолию. Все семейство во главе с Надидэ-ханым собралось на станции Хайдарпаша, чтобы попрощаться с ним. Впрочем, когда поезд отправлялся, на их лицах было больше радости, чем грусти. Ведь эта разлука была кратковременной. Через два месяца ханым-эфенди должна была привезти Сенийе в качестве невесты для Мурат-бея туда, где он устроится.

По некоему странному совпадению, в тот же день из дому уезжал еще один путешественник: нянька Таир-ага… Старику будто не хватало тех болезней, которые уже имелись у него. А в последнее время несчастного разбил паралич, его правая рука и правая нога перестали слушаться. Хозяйка дома оказалась в трудном положении.

В любом случае Аллах не позволял выбросить на улицу старика, который прожил в их доме сорок лет. С другой стороны, положить его в больницу не имелось возможности. Старые семейные доктора, которых хозяйка дома приглашала для осмотра и консультации, говорили ей: «Может, он помрет завтра, а может, и проживет до ста лет… откуда мне знать? Ведь его судьба не в моих руках…»

Одним словом, проблема казалась неразрешимой.

Слава Аллаху, в это время объявился некий крестьянин по имени дядя Хасан. Он говорил, что приходится няньке двоюродным братом, и предлагал отвезти его к себе в провинцию. Хозяйка дома никак не могла понять, действительно ли они родственники, но в то же время находила это предложение очень даже заманчивым. Дядя Хасан говорил: «Вы ни о чем не беспокойтесь, ханым-эфенди. Я отвезу его в деревню на руках. Мы будем ухаживать за ним до самой его смерти. Конечно же, за эти годы он подкопил денег. Ему должно хватить их на всю оставшуюся жизнь. Может быть, даже еще и останется…»

Хозяйка дома, глубоко вздохнув, произнесла:

— Какие деньги? Он работал просто так… — Но на следующий же день, невзирая на то, что Таир-ага уже полгода как ничего не делал, она с лихвой выплатила няньке деньги за все месяцы работы.

Так как поезд Мурат-бея и теплоход Таира-ага отправлялись в одно время, проводить няньку было некому, кроме повара и Гюльсум. Хозяйка дома сказала:

— Любимый мой нянька, тебя проводят повар и Гюльсум. Мы тоже придем, когда вернемся с Хайдарпаша…

Для того, чтобы обеспечить Таир-ага приятное путешествие, было сделано все, что только возможно. В носовой части корабля «Хаджи Давут», который готовился к отплытию с пристани Сиркеджи, для него приготовили прекрасную постель на рундуке[45]. Вокруг нее протянули занавеску, чтобы он не простудился. Если нянька вдруг заскучает во время путешествия, для него на камбузе всегда был кипяток и чайник с заваркой.

Гюльсум, которая сидела на ноге няньки, удивлялась тому, что он не рад этому комфорту. Она иногда глубоко вздыхала и говорила: «Ах, если бы я оказалась на твоем месте, нянька!»

Нянька ждал ханым-эфенди и ее детей до темноты. Иногда он обращался к Гюльсум:

— Смотри хорошенько, Гюльсум. Смотри, вдруг они придут, а нас не увидят…

Гюльсум была уверена, что они не придут. Однако она, дабы не огорчать няньку, нарочно бродила по его каюте и поглядывала на пристань. Наконец повар собрался уходить.

— Эй, нам уже пора, — сказал он, — если мы задержимся, нас наверняка отругают.

Гюльсум и Таир-ага незадолго до этого спокойно беседовали, но, услышав слова повара, начали бурно прощаться.

Нянька лил слезы, Гюльсум задыхалась от рыданий. Таир-ага то и дело целовал девочку, говоря: «Гюльсум, прости меня ради Аллаха! Теперь если и суждено нам увидеться, то уже на том свете».

* * *

Тем вечером в доме разразилась неописуемая буря.

Около полуночи все разошлись по комнатам. Хозяйка дома также готовилась ко сну. Дверь легонько заскрипела, и вошла Гюльсум с подсвечником в руке.

Надидэ-ханым спросила:

— Девочка, разве ты ещё не ложилась?

— Не ложилась, ханым-эфенди. Я не могу уснуть.

— Ты заболела?

— Нет, ханым-эфенди… Я у вас хочу кое-что спросить…

Пожилая женщина с изумлением и тревогой посмотрела в глаза Гюльсум. Этой ночью у девочки был какой-то странный вид.

— И что же ты хотела спросить?

— Ханым-эфенди, вы выдадите