подчеркивающие равенство и конфессиональное и культурное разнообразие, в публикациях и рассказах об этих событиях татары ни разу не были упомянуты. Это не обязательно свидетельствует об их отсутствии. В собственном отчете суда о церемонии открытия содержится лишь сокращенное описание: в нем кратко говорится, что «Сенатор Шахматов произнес речь о значении судебных установлений, образованных по уставам 20 ноября 1864 года, об обязанностях должностных лиц и участии общества в отправлении правосудия избранием Мировых Судей и присяжных заседателях и за тем объявил Симферопольский Окружной Суд открытым»698. В отличие от газеты, описавшей это событие более подробно, в отчете не упоминается призыв сенатора к разнообразию и равенству. Юристы, освещавшие торжественное открытие, очевидно, не посчитали это важным.

Церемония открытия Казанского окружного суда демонстрирует лишь незначительные различия. В отличие от своего коллеги в Крыму, сенатор Шаховской не стал затрагивать тему культурного разнообразия. 8 ноября 1870 года, в долгожданный день открытия, здание суда было переполнено. Газеты писали, что публика была «самой разнообразной»: здесь присутствовали члены местной администрации, купеческих гильдий и волостные старшины из всех двенадцати уездов Казанской губернии, а также деканы и профессора всех четырех юридических факультетов Казанского университета и не менее двадцати студентов, получивших бесплатные билеты на это долгожданное событие699. Газеты обошли стороной вопрос об этническом и религиозном разнообразии. Возможно, татар и представителей других меньшинств просто там не было; а может, присутствие купцов татарской гильдии и чувашских волостных старшин считалось настолько нормальным, что не было необходимости упоминать об этом отдельно. В любом случае, как и в Симферополе в предыдущем году, архиепископ произнес проповедь, в которой говорил о важности справедливости и милосердия, ссылаясь на Библию700. Этот и другие церемониальные элементы, включая благодарственные молебны, а также активное участие православного духовенства, придали казанской церемонии ощутимо православный оттенок. Казань была не только культурно разнообразным городом, но и одним из центров миссионерской деятельности империи, пережившей очередную волну «отступничества» от русского православия в середине и конце 1860‐х годов701. Поэтому неудивительно, что акцент был сделан на христианстве.

СКРОМНОСТЬ И НОВЫЕ СУДЫ КАК РЕФОРМИРОВАННЫЕ ПРОСТРАНСТВА

Визуальные и церемониальные репрезентации и образы, описанные в предыдущих разделах, были характерны не только для судов. Обращения к монарху, императорской семье и религии были обычным явлением в России XIX века, и как таковые они стали частью растущей публичной сферы. Однако в судах присутствовал еще один элемент, которого не хватало другим государственным учреждениям и публичным пространствам: акцент на скромность и равенство. Как же это уживалось в столь пышном антураже?

Хотя окружные суды и должны были производить впечатление на присутствующих в зале суда, да и просто на проходящих мимо, они не ставили своей целью устрашение. Напротив, это были места, где установленные иерархии и различия — религия, сословие и чин — отходили на второй план. Наиболее ярко это проявлялось в одежде и этикете. Процессуальные правила предписывали присяжным, многие из которых были простыми горожанами и крестьянами, сидеть во время разговора702. Учитывая тот факт, что им часто приходилось обращаться к людям из высших сословий (судьям и прокурорам, а также подсудимым, которые могли быть дворянами, государственными служащими или офицерами армии), это было значительным нарушением правил этикета в обществе, в котором аристократия все еще пользовалась огромными привилегиями. Даже представители прокуратуры, представлявшие государство в независимой судебной системе, должны были проявлять уважение и вставать со своих мест перед присяжными. Эти нормы поведения были закреплены в Уставе уголовного судопроизводства. Размышляя о своем собственном опыте работы в качестве присяжного заседателя, казанский журналист описал роль присяжных и их место в судебной процедуре следующим образом:

По окончании прений и после значительного антракта председатель произносил свою заключительную речь. <…> Он снова излагал ход дела, группируя мнения прокурора и защитников; объяснял значение того или другого преступления, как их определяет закон <…> и снова напоминал присяжным обязанность хорошенько взвесить и обсудить все стороны дела и только тогда подать свой решительный голос. Потом председатель читал ряд относящихся к подсудимым вопросов, которые должны быть решены присяжными. <…> Он вручал старшине присяжных лист с этими вопросами, и присяжные удалялись в совещательную комнату. <…> Спустя час или два они дают знак, и суд снова занимает свои места. При словах судебного пристава: «Суд присяжных заседателей идет!» — все встают с мест и стоя слушают решение дела703.

Эти процессуальные нормы отражали высокое положение присяжных заседателей в новой системе. В уголовном праве они играли ключевую роль и поэтому должны были пользоваться должным уважением. Это сильно отличалось от непрозрачного судопроизводства в старых судах, проходивших за закрытыми дверями, без адвокатов и общественного участия. Поэтому неудивительно, что участникам правового процесса потребовалось некоторое время, чтобы усвоить новые правила. В мае 1870 года Министерство юстиции сочло своим долгом разослать инструкции прокурорам всех окружных судов, уточнив, в каких ситуациях государственные обвинители должны вставать и находиться стоя704.

Новый акцент на равенстве отразился и на составе коллегии присяжных. Конечно, сложившиеся иерархии и образ мышления было труднее изменить, чем процедуру, и на практике образованные присяжные имели, вероятно, большее влияние на своих коллег, чем крестьяне и ремесленники (поскольку они часто принимали более активное участие в дискуссиях и часто играли важную роль старшины присяжных)705. Тем не менее коллегии присяжных давали возможность для беспрецедентных форм социального смешения. В этом, собственно, и заключалась их идея: с самого начала они были представлены как необходимые для такой страны, как Россия, где социальный разрыв между различными слоями общества был больше, чем в других странах706. Судя по опыту коллегий присяжных, составленных в Казани, план сработал, по крайней мере в некоторой степени. Отмечая культурное и социальное разнообразие присяжных, один из заседателей сделал следующий вывод после одной из сессий суда в 1872 году:

Между нами, присяжными, во всю сессию господствовали самые лучшие отношения; произошло видимое слияние сословий; высокочиновные лица протягивали руки мастеровым и нечиновным и наоборот707.

Похожим опытом делились и другие присяжные. После нескольких недель работы группа присяжных решила устроить прощальный завтрак в одном из местных ресторанов:

Занявши отдельную комнату, присяжные, в ожидании закуски, повели оживленный разговор. Образовались группы с самым разнообразным составом, который довольно наглядно показывал, что эти люди, прежде совсем не знавшие друг друга, люди различных профессий, сблизились настолько, что нашли общие точки соприкосновения708.

Затем