губернатору Скарятину о ходе обсуждения этого вопроса местным земством, исправник Мамадышского уезда пришел, в частности, к следующему выводу о количестве предлагавшихся судебных дней:

При подробном <…> рассмотрении <…> нужно исключить из 365 дней [в году] праздники двунадесятые, народные и местные, время для Сенокоса и страды. Этих дней 90. В эти дни ни один крестьянин не пойдет к судье <…> Ежели прибавить к этим дням 52 воскресенья и 8 табельных дней, то останется рабочих для судьи 218 (sic) дней. Татарские пятницы, уразы и курбан-байрамы, в кои они [татары] не пойдут к судье равняются с русскими праздниками. <…> Самое большое можно положить только 200 дней для разборки дел мировым судьей719.

Таким образом, проблемы и культурные особенности мусульман принимались во внимание, хотя и не учитывались в полной мере.

В новой правовой системе татары-мусульмане также стали занимать ответственные должности, выступая в качестве адвокатов, присяжных и членов суда. В середине 1880‐х годов Гаспринский (Гаспыралы), находясь в Крыму, заметил, что мусульмане занимают не только должности земских глав, но и членов суда и судебных следователей720. Хотя нехристианам не было разрешено становиться обычными судьями, они могли быть избраны мировыми судьями, а после этого — призваны на службу в окружные суды в качестве членов суда. Один присяжный заседатель из Казани так рассказывал о первой сессии окружного суда в 1872 году, в которой он участвовал:

Состав суда в продолжение сессии не был постоянно один и тот же. За отсутствием председателя его место занимал один из членов, а на место 3‐го члена приглашался кто-нибудь из почетных мировых судей. Раза два присутствовал почетный мировой судья из татар, в мундире, с золотой цепью судьи, двумя золотыми медалями на шее и в золотом шитой тюбетейке721.

Таким образом, татары по-своему участвовали в ритуальном разграничении пространства и символически использовали предметы одежды, такие как расшитые золотом тюбетейки, которые подчеркивали связь с татарским населением, но в то же время демонстрировали силу и власть722.

Многим из них пришлось немало побороться за свою должность. Дело «судьи Ахтямова», рассмотренное в предыдущей главе, показало, как татары были включены в локальные политические сети. Татарский дворянин Алкин из города Мамадыш в восточной части Казанской губернии — еще один пример татарина, добившегося должности мирового судьи. Его кандидатура была первоначально отклонена губернскими властями, поскольку он якобы не соответствовал предъявленным критериям723. Эти критерии включали наличие полного образования или, в качестве альтернативы, нескольких лет работы в судебном ведомстве, а также владение немалым имуществом. У Алкина не было ни высшего, ни даже среднего образования. Только после того как Мамадышское земство вступилось за него, рассказав о многолетней службе Алкина помощником в полиции и судебных органах, власти согласились, что он все-таки соответствует требованиям. Когда Мамадышское земство наконец избрало мировых судей из утвержденных кандидатов, Алкин был выбран первым почетным мировым судьей уезда724.

Избрание Алексея Алкина примечательно тем, что он был татарином-мусульманином, родившимся под именем Шаги-Ахмет Мухаметов. Он и его семья были приняты в потомственную казанскую аристократию как «Алкины» в 1840‐х годах725. Хотя Алкин использовал свое русифицированное имя при ведении официальных дел, семья сохранила мусульманскую веру. Кроме того, другие члены семьи Алкиных впоследствии стали заниматься юриспруденцией: сын Алкина Ибнямин стал судебным следователем в 1880‐х годах, а один из его младших сыновей, Сагид-Гирей, стал присяжным поверенным726.

Мусульмане редко претендовали на должность мирового судьи, в первую очередь из‐за жестких критериев отбора, которым мало кто из них соответствовал. Во всей Казанской губернии более двух третей всех мировых судей набирались из числа гражданских чиновников и (отставных) военных, остальные составляли почетные граждане, купцы и ученые727. Поскольку мусульмане были слабо представлены в первых двух группах, лишь немногие из них стали мировыми судьями. Однако в Казанском уезде, окружавшем столицу, сразу два татарина были избраны почетными мировыми судьями: Мухаметсадык Бурнаев и Муртаза Усманов728. Оба они соответствовали требованиям, поскольку были почетными гражданами, владели значительным имуществом и работали в дореформенной Казанской палате уголовного суда729.

Для сравнения, ничто не препятствовало избранию татар-мусульман волостными судьями. В волостях с многочисленным татарским населением выбор татарина на должность судьи был вполне естественным, поскольку в данном случае не требовалось никакого обучения, к тому же на этой должности он мог опираться в своих решениях на «обычаи». Хотя статистических данных о составе волостных судов империи в целом не существует, отдельные судебные дела указывают на наличие среди волостных судей татар-мусульман730.

Сложнее обстоит дело с мусульманскими юристами. Официально в конце XIX века в России было зарегистрировано всего четыре адвоката-мусульманина731. Тем не менее имена юристов-мусульман иногда встречались в публикациях732. Конечно, амбициозные молодые татары также шли работать в новые суды, как на юридические, так и на канцелярские должности. Учитывая требования государственной службы, им было непросто на нее поступить, но некоторые все же решались начать карьеру в судебной системе. Так, двадцатитрехлетний чиновник-мусульманин Шагит Гирей Юнусов, работавший в Казанской губернской администрации с 1866 года и произведенный в дворяне в 1870 году, в мае 1872 года попросил разрешения перейти в окружной суд733. В течение двух недель Юнусов покинул администрацию и начал работать в суде734. Здесь он присоединился к тридцатилетнему татарину Ибрагиму Юсупову Арсееву, который служил в канцелярии нового окружного суда с ноября 1870 года735. Оба мужчины были членами известных татарских купеческих семей, которые явно были заинтересованы в том, чтобы их сыновья получили должности в администрации и судебной системе. В Симферополе юридическая и канцелярская карьера также привлекала молодых мусульман. Например, Ягья мурза Уланов, татарский дворянин и выпускник юридического факультета Императорского Новороссийского университета в Одессе, в октябре 1875 года обратился в суд с просьбой принять его в качестве стажера736. В течение месяца просьба была удовлетворена737. К сожалению, в архивах Казанского и Симферопольского судов хранятся лишь отрывочные сведения о штатном составе, поэтому невозможно определить количество или процентное соотношение нерусских служащих. Несмотря на то что их доля была невелика, учитывая социальные и экономические условия для поступления на службу, они вносили некоторое разнообразие в работу судов.

Более того, присутствие меньшинств в юридических учреждениях сопровождалось ростом их видимости в других сферах общественной жизни: к 1897 году в Казанской губернской и местной администрации, полиции, судах и сословных органах самоуправления служило 519 татар (9,3 %