Странно, а с виду больше похож на маменькиного сыночка! — она строит комично-озадаченную гримасу.

Дружелюбная улыбка сползает с лица неравнодушного подданного.

Довольная произведенным эффектом, розовласка ядовито усмехается:

— Что, мамочка не учила не лезть не в свое дело? Решил потешить свое никчемное эго за мой счет?

Староста одаривает растерянного парня брезгливым взглядом, каким удостаивают разве что таракана под ногами.

— Топай отсюда, ничтожество!

Фыркнув, Делфи отворачивается, теряя к непрошенному защитнику всякий интерес.

— Пойдем? — спрашивает она и показательно льнет к моей руке.

Я киваю и направляюсь с одногруппницей к выходу со станции. Рыцарь на белом коне так и застывает позади, хватая ртом воздух, точно выброшенная на берег рыбешка.

Делфи, похоже, после всех моих "выходок" просто выпустила пар на первом встречном. Но не повезло, как обычно, славному парню.

Другое дело я и моя Система, которая сообщает мне приятную новость:

Дора Делфи испытывает к пользователю влечение

Шанс становления верующей перманентно повышен!

Где здесь справедливость?

Ну, если ты ее не видишь — это не значит, что ее здесь нет.

* * *

— Сам дойдешь или мне проводить тебя за ручку? — встает в насмешливую позу староста.

Я бросаю взгляд ей за макушку, где возвышается титаническое здание Императорской академии.

К нему ведет аллея с лавочками и декоративными деревьями, дарующими летом спасительную прохладу. Два главных учебных корпуса сходятся в конце аллеи клином, врастая в главное здание.

Четыре этажа сплошного белого камня с куполовидной позолоченной крышей. На своих постах в специальных нишах бдят горгульи.

К утопающей в главном здании входной галлерее ведет недолгая монолитно-мраморная лестница с золотисто-алой ковровой дорожкой.

Охраняют вход в академию две исполинских статуи на постаментах. Слева — Первый Император Аркадии. Справа — основатель Императорской академии.

Они оба бесстрастно взирают вперед, игнорируя десятки спешащих на лекции студентов. Некоторые из них, вероятно, наши одногруппницы, замечают издалека цветастую шевелюру Делфи и приветственно машут руками.

На вопрос старосты я отвечаю пристальным взглядом. Несмотря на симпатию, о которой меня оповестила Система, розовласка продолжает стервозничать.

Стоит задуматься, а нужна ли мне вообще такая последовательница?

— Кхм, ладно, тогда я пошла, — говорит смущенная Делфи.

Она мнется на месте, будто ожидая, что я остановлю ее.

Так и не дождавшись этого, староста гордо встряхивает розовой гривой и уходит. Расстояние между нами в полтора десятка шагов, видимо, придает Делфи смелости, потому что она вдруг оборачивается и угрожающе бросает:

— Вздумаешь сбежать посреди занятий — найду и прикую наручниками к кафедре!

Я провожу глазами по красивой фигурке старосты. В голове вспыхивают воспоминания о том, как недавно я обладал этим телом, и Домин-младший дает вдруг однозначный ответ: стоит.

— Вот теперь я задумался о том, чтобы сбежать.

Я подмигиваю девушке. Маска строгости дает трещину в виде мимолетной улыбки.

— Безответственный болван! — фыркает Дора и убегает к своим подружкам.

Занятия начнутся с минуту на минуту, но я решаю потратить это время максимально ответственно — покурить.

Однако стоит мне отойти от аллеи к парковочным местам, которые у аристократов не пользуются большой популярностью в виду наличия личных водителей, как меня, проклятье, тут же пытаются переехать. Снова!

С запозданием визжат тормоза спорткара.

Я едва успеваю отпрыгнуть. Морщусь от досады за выроненную прямо под колеса сигарету.

Из припарковавшегося неподалеку автомобиля выбирается высокая платиновая блондинка и, как ни в чем не бывало, поправляет свою студенческую форму.

Разозленный такой беспечностью, я подхожу и бросаю:

— Эй, ты в глаза долбилась или…

— Прошу прощения? — оборачиваясь, девушка холодно загибает бровь.

Я цепенею от увиденного. По двум причинам.

Первая: мы с этой девушкой уже знакомы.

Вторая: то, на чем она приехала.

Бардовый спорткар фирмы "Ураган", модель "Гиперион".

Таких по столице Аркадии разъезжает десятки, если не сотни. Но конкретно этот я отличу среди тысяч других.

Все благодаря номерам с родовым гербом, которые намертво впечатались в память в тот самый день, когда этот спорткар переехал мой хребет, оставляя меня умирать на безлюдной дороге.

Глава 37

— Очуметь, он вернулся!

Когда я вхожу в аудиторию, профессор замолкает, а мои одногруппники вытягивают шеи от любопытства.

По рядам проносится удивленный шепоток, а кто-то и вовсе высказывает изумление вслух.

Ордан Петрофски, профессор психологии и социологии, откладывает указку, опирается на кафедру и одаривает меня своим фирменным взглядом.

Высокий, худощавый, кучерявый. Длинное умное лицо. Сорок девять лет, но седина уже нещадно избила бороду и виски.

Он окончил школу в пятнадцать лет, а в восемнадцать уже получил первое политологическое образование. Затем два года ездил по Аркадии и соседним империям, изучая культуру, клиническую психиатрию и общественное устройство разных народов. После чего вернулся в Аркадию, получил в двадцать два года магистра социологии, а в двадцать четыре — степень доктора психологии.

Разумеется, такой ум сказывается на личности и поведении.

Некоторые проницательные люди умеют заглядывать тебе прямо в душу. Студенты Ордана Петрофски, подкованные в психологии, утверждают, что у их профессора для этого слишком чувствительные глаза. Поэтому он смотрит в твою тень.

Я на это отвечаю приглашающей улыбкой. Мало кто способен выдержать взгляд, читающий твои пороки и грехи. Но когда у тебя нет ничего, кроме них, то учишься не бояться, а сочувствовать тем, кто видит тебя насквозь.

На нас двоих сходятся взгляды всей аудитории. Чувствуя, что должен что-то сказать, я киваю на броский дихотомический костюм профессора.

— Вам идет.

Черно-белый, разделенный ровно на две части. В стиле экстравагантного Петрофски.

Улыбнувшись, профессор благодарно кивает. По свойственной психологам привычке во время разговора он склоняет голову набок.

— Опоздали на метро, Домин?

Обычно после своего фирменного взгляда Ордан больше никогда не смотрит собеседнику в глаза. Но со мной он почему-то делает исключение. Возможно, поэтому я прослыл среди студентов академии "любимчиком" Петрофски.

Я качаю головой:

— Сигареты сами себя не покурят.

Профессор вежливо усмехается:

— Я скучал по вашему юмору, Константин.

Поворачиваясь к аудитории, он делает приглашающий жест рукой.

Все.

Никаких назойливых вопросов, громких возмущений, ядовитой иронии или угроз не допустить тебя к зачету, которыми другие уязвленные лекторы и преподаватели посыпают тебе дорогу в первый день после твоего полугодового отсутствия.

Даже думать не хочу, что мне устроят на лекциях и практике. Но Петрофски хотя бы задал нейтральный настрой.

Во время моего первого года обучения какой-то старшекурсник подметил: "Ты можешь или любить Петрофски или ненавидеть. Но неуважать его невозможно".

Пока я поднимаюсь к пустым верхним рядам, на меня пялятся на как тигра-альбиноса в зоопарке. С любопытством и опаской.

— Я думала, что его давно