личным дарованиям и огромной трудоспособности, стоял одиноко на верхах дворянского общества и вельможной бюрократической среды, без прочных связей с нею, как человек, всем обязанный государю и только ему служащий. В эти годы Аракчеев и Сперанский – две главные опоры Александра, и Сперанский больше, чем Аракчеев, черед которого был еще впереди.

«В конце 1808 г., после разных частных дел, – пишет Сперанский в письме к Александру из Перми, – ваше величество начали занимать меня постояннее предметами высшего управления, теснее знакомить с образом ваших мыслей, доставляя мне бумаги, прежде к вам вошедшие, и нередко удостаивая провождать со мною целые вечера в чтении разных сочинений, к сему относящихся; из всех сих упражнений, из стократных, может быть, разговоров и рассуждений вашего величества надлежало, наконец, составить одно целое: отсюда произошел план всеобщего государственного образования».

Этот знаменитый «план», который, по-видимому, никогда и не был доведен до вполне законченной разработки, был, по существу, действительно, выполнением той программы работ над проектом русской конституции, какую Александр наметил в «негласном комитете» 9 мая 1801 г. С помощью такого сведущего юриста, как Балугьянский, выполнено изучение целого ряда западноевропейских конституций и выбран из них ряд «принципов» для составления конституции русской. Сперанский был уверен, что свод законов, над которым работала комиссия под его руководством с осени 1808 г., будет скоро готов, а по его издании и введении в действие на очередь станет задача установления в России порядка, который обеспечит господство законности во всех отраслях русской государственной жизни. Такова задача «плана»: наметить конституционный порядок управления, на началах разделения властей (законодательной, исполнительной и судебной), признания за всем населением гарантированных ему гражданских прав, а за его землевладельческими и городскими буржуазными элементами – прав политических, осуществляемых в форме участия их выборных в центральном и местном управлении. Однако на деле работа и над сводом, и над «планом» затягивалась, вызывала немало сомнений и возражений. Александр был склонен поэтому немедля провести в жизнь часть предполагаемой реформы – преобразование центральных учреждений в завершение того, что было сделано в 1801–1802 гг. Цель этой предварительной реформы Сперанский определил как задачу «посредством законов и установлений утвердить власть правительства на началах постоянных и тем самым сообщить действию сей власти более правильности, достоинства и истинной силы». Вопрос о силе правительства всего более интересовал Александра: ведь и Лагарп ставил удовлетворение потребности в энергичном правительстве критерием для конституционного ограничения власти в некоторой ее доле, а в «Наказе» своем Екатерина заявляла, что «самое высшее искусство государственного управления состоит в том, чтобы точно знать, какую часть власти, малую ли или великую, употребить должно в разных обстоятельствах». Сперанский так определил это понятие в особом докладе Александру во время их совещаний: «Сила правительства состоит в точном подчинении всех моральных и физических сил одному движущему верховному началу власти и в самом деятельном и единообразном исполнении всех ее определений». Если «сила государства есть масса всех его сил, моральных и физических», то «сила правительства есть соединение и направление сих самых сил к известной и определенной цели». Как бы ни было государство «в самом себе сильно», оно без силы правительства не может долго сохранить себя «в настоящем положении Европы» (1811). И далее доклад Сперанского развивает целое учение об устоях государственного абсолютизма: 1) первый источник силы правительства суть законы, если они оставляют правительству довольно власти для плодотворного действия, а по нужде – для принятия скорых и сильных мер, власть должно различать от самовластия, которое всегда «имеет вид притеснения», даже когда поступает справедливо; поэтому «правильное законодательство дает более истинной силы правительству, нежели неограниченное самовластие: оно обеспечивает правительству доверие страны; 2) организация управления, обеспечивающая ему единство и правильное разделение дел; 3) воспитание, которое должно быть совершенно в руках правительства, чтобы подчинить себе и ввести в свои виды подрастающие поколения; 4) воинская сила, которая в отношении и к внешней безопасности, и к внутренней силе правительства – есть верх и утверждение всех других сил государственных», так как без нее ни законы, ни управление действовать не могут; и Сперанский добавлял, что «сей род силы правительство наше имеет в весьма нарочитой степени совершенства». Наконец, 5) финансы: «обилие государственных доходов», причем Сперанский, под явным впечатлением острой критики его финансовой политики в разных «опасных совещаниях», как он их называет, протестует против «безмерной нежности и чувствительности к нуждам народным», против популярничанья в возражениях на меры к увеличению казенных доходов, напоминая, что доходы эти нужны власти для защиты и покровительства частной собственности и что, увеличивая их, правительство только требует возвращения того, что «ложными советами было от него отторгнуто и в частные руки захвачено».

В этом докладе[5] Сперанский весьма четко подвел итог своим беседам с Александром по некоторым, для Александра важнейшим, темам; получилось цельное учение о «силе правительства», которая создается государственным властвованием над всеми материальными и духовными силами населения, с опорой в дисциплинированной, безусловно покорной силе воинской, в стройном бюрократическом управлении, в казенном воспитании, подчиняющем «видам» правительства общественные настроения и воззрения, в энергичной экономической и финансовой политике, подчиняющей себе всю хозяйственную жизнь страны, а обеспечена и оправдана должна быть установлением законности во всем течении дел государственных, с помощью свода законов и конституционных гарантий. Последнее представлялось наименее выполнимым и, при данных условиях, преждевременным. Правда, Сперанский, в порыве свойственного ему кабинетного оптимизма, полагал, что было бы «блистательнее» закончить выработку всех установлений «плана» и ввести его в жизнь «единовременно» во всех его частях, но Александр стоял за большую постепенность реформы. Решено было пока, как в 1801–1802 гг., ограничиться преобразованием центрального управления.

1 января 1810 г. произошло торжественное открытие нового Государственного совета. В речи (написанной Сперанским) Александр назвал это учреждение принадлежащим «к самому существу империи», а в его уставе – его компетенция и устройство определялись «коренными» законами. Александр объявил совет «средоточием всех дел высшего управления», так как его задача – соображать эти дела с точки зрения действующего законодательства (отсутствия противоречий и необходимых дополнений в законах), и все новые постановления только через совет должны восходить к верховной власти на окончательное утверждение и исполнение. При всем только совещательном значении суждения Государственного совета (государь мог утвердить и мнение меньшинства), оно настолько считалось необходимым, что в текст публикуемых узаконений введена формула: «Вняв мнению Государственного совета», как будто высочайшие повеления почерпают не юридическую силу, конечно, но авторитетность свою от участия Государственного совета в их выработке.

Летом 1811 г. опубликовано «общее учреждение министерств», которым организация их приведена в стройную систему. Завершить эти реформы предстояло преобразованием Сената, с разделением его на судебный как центр