Что до меня — ни о каком сне речь идти не могла, напротив, я давно не ощущал в себе такого подъема чувств и такой ясности мысли. Упускать подобный шанс было верхом глупости, потому я достал смартфон и открыл заветный файл, что мне некогда прислала Ряжская.

Итак, кто у меня остался из фигурантов?

Дмитрий Александрович Рагулин, чиновник одного не очень большого ведомства, который отдал богу душу в тот момент, когда в его кабинет пришли улыбчивые люди в серых пиджаках, снабженные специфической казенной бумагой с большой круглой печатью. Бумага эта в перспективе гарантировала Дмитрию Александровичу времяпровождение и питание от щедрот государства на довольно-таки длительный срок. Как видно, не очень большое ведомство открывало немалые перспективы, коими господин Рагулин от души попользовался. Отчасти это подтверждали кое-какие детали, указанные в аналитической справке.

Следующим был Матвей Серебряный (в миру Фроловцев), художник-метареалист. Я не очень разбираюсь в живописи, потому глянув в сети несколько рисунков упомянутой особы, благо сеть брала и тут, у заветного дуба. Глянул и понял — не мое. Возникало ощущение, что брал Серебряный аудиторию не столько художественными умениями, сколько тем, что тюбиков с красками не жалел, выдавливая их на холст щедро, от души. Что примечательно — на тот свет он отправился не сам, ему помогли. Тело с десятком ножевых ранений обнаружили как-то поутру за гаражами, которые стояли во дворе весьма престижного дома старой постройки, в котором как раз обитал художник. Полиция искала убийц со всем прилежанием, но, увы, оказалась бессильна.

За ним следовал Георгий Чхирхава, предприниматель. Ему тоже не повезло, он умер не своей смертью, но тут, правда, имелась предельная ясность что случилось и кто виноват. Чхирхаву расстрелял собственный компаньон, приходящийся ему к тому же дальним родственником. На следствии и в суде он утверждал, что все упирается в деньги, но, похоже, дело было все же не в них.

Замыкал четверку все ещё находящихся на свободе беглецов с кладбища Марк Аронович Левинсон, профессор, замдекана одного из московских престижных вузов, лауреат, член-корреспондент и прочая, прочая. Когда-то давно, ещё в той стране, он успел поработать на оборонку, после принял участие в написании десятка весомых научных трудов, причем его фамилия на титульных листах соседствовала с именами великих, засветился в дюжине пусть второстепенных, но все же открытий, и вот так, потихоньку, помаленьку, занял свое место на научном Олимпе. И, надо думать, рассчитывал находиться там ещё долго, только вот не получилось. Причем на тот свет этот светоч разума отправился прямо по классику — грешно и смешно. Помер наш член-корреспондент в самый ответственный момент, пребывая на молоденькой, но перспективной аспирантке. Сердце, надо думать, не выдержало того рвения, которое проявляла тянущаяся к науке девица. Само собой историю замяли, чтобы не бросать тень на научное сообщество и репутацию ВУЗа, по официальной версии Марка Ароновича хватил классический удар. Но шила в мешке не утаишь, потому в досье имелась подлинная причина смерти.

Вот так посмотришь — вроде люди как люди. Не лучше и не хуже остальных живущих на Земле. Ученый, художник, бизнесмен и чиновник — профессии нередкие, особенно в городах.

Но при этом я точно знаю — у каждого из них есть свой скелет в шкафу. Зубастый, страшный, кривой и косой. За каждым из этих благопристойных внешне граждан тянется не очень хороший, а то и просто-таки смрадный след, в противном случае не взял бы их колдун себе в подручные. Ему другие слуги не нужны, он собирал с кладбища всю гниль людскую.

Но именно в этом их слабость, что уже доказала другая четверка, та, которая покинула Землю навсегда. Смерть не стала обнулением или очищением для этих людей, напротив, она обнажила их внутреннюю суть, дав иллюзорную безнаказанность, происходящую из того, что теперь им вроде как нечего бояться или стесняться. Твори что хочешь, никто же с тебя ничего не спросит, хотя бы потому что никто тебя не видит и никогда не поймает.

Так что не могли и эти красавцы где-то да не наследить. Как я и говорил раньше — нужно только поискать.

Не знаю отчего, но наиболее перспективным направлением для разработки мне в данный момент виделась линия художника. Может, потому что у него единственного из всех причины смерти были неясны, может оттого, что живопись всегда тесно граничила с мистическим восприятием мира. Сколько книг про это написано — не сосчитаешь. Да что книг! Даже в сериалах эта тематика поднималась, и не раз. Ну, и потом — какая разница с кого начинать? Почему бы не с господина Серебряного?

К тому моменту, когда на полянку, где мы с лешим расположились, наползли синие сумерки, я узнал для себя много нового как о современной живописи, так и о нравах, царящих в богемной среде, связанной с этим видом искусства. Само собой, из официальных источников, вроде сайтов галерей и искусствоведческих энциклопедий, коих оказалось сильно немало, ничего особо интересного выловить не удалось. Ну, кроме того, что после смерти Матвея его полотна изрядно прибавили в цене и начали весьма бодро продаваться, причем какие-то картины даже за рубеж ушли. Нельзя сказать, что до того они висели без движения, нет-нет-нет. Спрос на творения Серебряного имелся, причем устойчивый, у него даже выставки проходили. И тем не менее его профессиональный статус изменился только посмертно, именно тогда он из категории «уже признанный мастер» перескочил в другую, более высокую, став наименоваться «безвременно ушедшим гением». Там же я выяснил, что, оказывается, в последние годы жизни господин Серебряный не только метареализмом баловался, он и вполне себе обычные картины стал писать. Ну, те, глядя на которые не надо гадать — то ли ее правильно повесили на стену, то ли вверх ногами? И что именно там изображено — самолет или апельсин? Мнения ближнего круга творца на этот счет изменились, кто-то счел это предательством себя, кто-то, наоборот, сказал, что Матвей за ум взялся и начал деньги зарабатывать. Что примечательно — этот новый виток творчества сработал как некий рекламный триггер, взбодрив интерес публики к уже подзабытому было художнику. Да и продавались полотна с пейзажами и портретами куда бодрее, чем ранние, не совсем понятные как мне, так, подозреваю, и большей части аудитории творения. Оно ведь как бывает? Стоит человек, смотрит на картину, которую и картиной-то не назовешь, не понимает, кто и зачем эту мазню сюда повесил, но думает при этом: «Скажешь правду, назовешь это безобразие бредом — засмеют. Решат, что я вообще ничего в искусстве не понимаю. Нет уж, если все говорят „гениально“, то я буду как все».

А тут вон какая красота, все понятно — вот река, вот стога, вот московский двор, вот Жуков Георгий Константинович на фоне горящего рейхстага. Кстати, московский двор я бы даже у себя дома повесил, не значься напротив него цена в виде шестизначной цифры. Очень душевно получилось.

Но самое интересное, конечно же, находилось на форумах, посвящённых современной русской живописи. Ох, какую кучу информации я перелопатил, сколько нового узнал о тех, кто посвятил себя служению славной богине Клио. Почему ей? Древние греки не выделяли живопись в отдельный вид искусства, считая ее ремеслом, которое фиксирует настоящее для будущего. Ну, а за историю тогда отвечала именно Клио, потому все художники автоматически зачислялись в ее штат. Про это экскурсовод рассказывал в Афинах, вот я и запомнил.