прислушался и начал сомневаться, не мерещится ли. Если это то, чем кажется, такое и в голове не укладывается! Дэл приоткрыл ставень. Не надо бы лезть в чужие дела, но он никак не мог поверить своим ушам. Он посмотрел на дом Ворона – боковое окно там тоже было открыто. В свете лампы перед ним предстала картина пылкой страсти, он попятился от окна и нечаянно налетел на стул, стоявший у маленького столика.

– Вот черт! – проговорил он.

Соседское окно вдруг захлопнулось, да так громко, что эхо разнеслось по лесу. Дэл стоял посреди комнаты, вновь и вновь прокручивая в голове то, чему он только что стал свидетелем. Ворон и его мать?.. Вот теперь, пожалуй, понятно, хотя бы отчасти, что сделало этого человека таким, какой он есть.

Глава 18. Рэй Линн

Она хотела позвать на помощь, но не было сил кричать, да и кто бы ее услышал? Она помнила, как рабочие говорили, что в этом ящике скопились вся боль, все слезы и пот человеческих страданий, а еще – частичка каждой души, отлетевшей отсюда в мир иной. Если им случалось проходить мимо ящика, а такое бывало, когда обрабатывали участки, расположенные за ним, то они отводили взгляд: некоторые верили, что, если смотреть на ящик, скопившаяся в нем боль перейдет на тебя.

Время потеряло смысл. Свет и темнота слились в одно. Рэй Линн ушла в себя, ища спасения от липкой горячей духоты. Один раз она проснулась, как ей показалось, от дождя. Она инстинктивно повернула голову, открыла рот и поймала тоненькую струйку воды, прохладной, сладкой, просочившейся сквозь узкую щель – ее единственное окно в мир. Впрочем, она не могла сказать наверняка, что это был дождь, потому что прекратился он так же быстро, как и начался. И солнце, стоявшее высоко в небе, рисовало узор полос на ее теле. Это было чудо, решила Рэй Линн. Вода была чудом.

В другой раз ей явился Уоррен. Но как он мог оказаться там, у ее ног, и глядеть на нее оттуда? Где же тогда его тело? Он что, из земли вырос?.. Уоррен был не похож на себя: слишком бледный, глаза и волосы слишком черные, а потом его рука потянулась все ближе, ближе, ближе, и пальцы на ней были необычно длинные и тонкие, Рэй Линн не хотелось, чтобы он прикасался к ней, этот Уоррен, явившийся из потустороннего мира. Холодные кончики пальцев дотронулись до ее лба, и она ничего не могла с этим поделать. Кажется, он что-то говорит? Вместо слов она слышала неразборчивый хрип. Такой Уоррен был ей не по душе. Хотелось, чтобы он ушел, и тогда она вынырнула из своего бреда, очнувшись, словно от толчка, и поняла, что хрип исходит от нее самой: это она так тяжело дышит.

Кошмарный Уоррен исчез, и Рэй Линн поскорее вернулась туда, где сейчас было приятнее всего, – в безмятежную страну тихих грез, где не было ни боли, ни жажды, ни голода. Там можно было пить большими глотками прохладную воду, можно было отдохнуть под тенистыми деревьями. Она не двигалась или почти не двигалась, если не считать сердцебиения, все более учащенного и прерывистого. На второй день она уже не приходила в сознание до конца. Рэй Линн витала между «здесь» и «там», и мозг посылал телу лишь один настойчивый, четкий сигнал: «Я умираю».

Глава 19. Дэл

Экклезиаст шел, не поднимая глаз, и Риз ждал, что он скажет, хотя у него уже было дурное предчувствие, что Птичка эту ночь не пережил.

– Нет?.. – спросил он, как только Экклезиаст подошел ближе и уже мог слышать его.

– Хозяйка говорит, часа в три ночи отправился к Создателю.

Дэл вздохнул. Остальные уже разошлись по своим участкам. Теперь, когда Кобба и Птички больше нет, придется искать новых работников, что тут еще сделаешь. Надо будет поговорить об этом с Пиви.

– Из родных у Птички есть кто-нибудь?

– Мать, наверное, еще жива. Знаю еще, что девчонка у него дома была, он на ней жениться хотел.

– Мне нужно будет поговорить с Пиви о том, чтобы нанять еще рабочих. Заодно спрошу, нет ли у него адреса Птички.

После того как Экклезиаст отправился на свой участок, день прошел удивительно тихо. Дэл разъезжал по лесу туда-сюда верхом на Руби, делал пометки в учетной книжке, когда его люди выкрикивали свои клички, и раздумывал о том, что тревожит его больше: непривычная серьезность работников или то, чему он стал свидетелем накануне вечером в доме Ворона. И то и другое оставляло ощущение чего-то ненормального, как будто мир перевернулся вверх дном. Ворона Дэл со вчерашнего дня не видел, и не случайно: сам утром постарался уйти пораньше, чтобы избежать встречи. Так или иначе они еще столкнутся лицом к лицу, тут не было сомнений, но Ризу нужно было к этому подготовиться.

Наступил обеденный перерыв, и люди потянулись к месту привала – кто пешком, кто на повозках, если участок был далеко. Вели они себя все так же неестественно тихо. С тех пор, как пропал Кобб, они стали на себя непохожи. Да и отсутствие Суини, если на то пошло, тоже было делом необычным. Он всегда болтался поблизости, нес какую-нибудь чепуху или искал, к чему придраться. Дэл съел то, что принес с собой, а потом уселся, прислонившись спиной к сосне, и стал наблюдать за людьми. Как ни тревожился он, вскоре веки у него отяжелели, и беспокойство отпустило его на время отдыха. Вскоре перерыв закончился, они вновь принялись за дело и работали, пока солнце не начало клониться к закату. Это были самые жаркие часы, и Дэл, проверив свои расчеты, был рад, что можно объявить отбой. Люди хорошо поработали, норму выполнили. Нужно показать им, что он держит свое слово.

Он проскакал на Руби между участками, выкрикивая: «Отбой! Отбой!» – к удивлению и радости работников.

Приехал Клайд с повозкой, и Дэл сказал:

– Мы закончили, можешь их забирать.

Даже Клайд разулыбался, поворачивая Джексона к лесу. Риз ехал верхом к лагерю, когда заметил какое-то шевеление у большой сосны. Джорджи набрал два ведра воды, но стоял с ними под деревом, пристально глядя на Дэла – молча, но явно желая что-то сказать.

– Что такое, Джорджи? Воду принес? Мы уже уезжаем, но можешь напоить Руби.

Джорджи поднял одно ведро и подошел. Поставил его перед лошадью. Она тут же опустила голову и стала пить длинными глотками. Джорджи