И тут же защекотала Рональда МакНайта насмерть.

Через долю секунды он снова пригвоздил меня к месту, но на этот раз я была этому рада. Мы оба запыхались и хохотали так, что больше не могли продолжать возню, так что Рыцарь быстро поцеловал меня, сказал: «Оставайся на месте» – и встал за сигаретами и фляжкой. Я могла бы встать чисто ему назло, но я утомилась. В самом лучшем смысле этого слова.

Когда Рыцарь вернулся, я кинула быстрый взгляд на его ширинку, чтобы убедиться, там ли чудовище. Оно никуда не делось. И было именно таким огромным, как мне показалось. Эта выпуклость достигала пояса джинсов и еще лезла выше, под майку, кончаясь примерно возле пупка. Я опустила глаза и сделала несколько больших глотков.

Это какой-то кошмар.

Я никогда не видела член. Вообще. Но я знала, что, чем бы там оно ни было, это НЕ нормально. Так не может быть. В человеческом теле просто не может быть отверстия, способного вместить вот это. Я быстро отвела взгляд, чтобы Рыцарь не заметил моего страха и не напал.

Мы с Рыцарем сидели на полу, спиной к столику под телевизором и спокойно, устало, молча курили. Ну, по крайней мере, Рыцарь был спокойным. Лично я захлебывалась в панических мыслях о том, что может случиться дальше.

Я что, теперь считаюсь подружкой Рыцаря?

Я не могу быть его подружкой. Не могу. Все будут думать, что я расистка, и будут меня ненавидеть.

Джульет будет меня ненавидеть.

А что, если я никому не скажу?

Это может сработать. У Рыцаря нет друзей. А своим я просто не скажу, что мы с ним теперь вместе.

Не могу поверить, что мы с ним вместе.

Не могу поверить, что он так целуется. Колтон никогда так не целовался.

Рыцарь целуется, как… как…

Как будто он любит меня.

Господи!

Это плохо.

Так плохо.

Что, если я его пошлю? Я видела, что бывает с теми, кто злит Рональда МакНайта. Он прикует меня на фиг цепями в подвале и сошьет мне свадебное платье из шкур своих врагов.

А если я его не пошлю? Мне придется иметь дело с его… господи… с этой штукой?

Я выхватила у Рыцаря фляжку и отхлебнула, сморщившись. Рыцарь отнял ее, сказав:

– Пока ты не поешь, хватит.

Я надулась, но он не обратил внимания. Он встал, схватил меня за руку, поднял на ноги и сказал:

– Давай, Панк. Пошли.

– Куда еще?

– Я приглашаю тебя на свидание.

Черт возьми. У нас свидание.

Рыцарь сказал, что раз он пил, то не хочет садиться за руль, и мы пошли пешком (ну, он шел, а я ковыляла) в кафе с самой жирной едой и самым крепким кофе – в «Вафельный Дом». (Ладно, значит, это не было торжественное свидание.)

Рыцарь всю дорогу держал меня за руку, что вызывало грустные воспоминания о Лансе. Я скучала по нему и чувствовала себя какой-то шлюхой, потому что спуталась с другим всего через несколько часов после его отъезда. Но почему? Не то чтобы Ланс был моим приятелем. Он даже не хотел им стать. Я сменила весь свой гардероб, выучила все, что можно, про все существующие панк-группы, выбрила голову – блин, да я даже соски проколола – и ради чего?

Я провела пятую часть своей жизни, бегая за парнем, которому на меня плевать.

Осознание было отрезвляющим. Вообще-то оно было страшно унизительным. Боль от того, что три года моей жизни пропали зря, так свела мне живот, что потемнело в глазах. Но тут я ощутила другое пожатие, и оно помогло хотя бы отчасти преодолеть эту боль.

Рука Рыцаря, держащая мою руку, помогала. Осознание, что я нужна кому-то, помогало. Я бы только хотела, чтобы этот кто-то не был бы проклятым скинхедом Скелетоном.

Потом Рыцарю надо было на работу, так что, когда мы поели, он отвез меня домой. Он предложил мне поехать с ним, но я сомневалась, что его начальнице понравится, если в ее салоне будет весь вечер торчать пятнадцатилетка. Еще я сомневалась, что моим родителям понравится, что их единственную дочь привез домой скинхед на жутком грузовике, но тут у меня не было особого выбора.

Рыцарь подъехал к нашему дому. Он казался грустным. Какое-то время мы глядели друг на друга, пытаясь понять, как же нам надо попрощаться. Мы уже целовались, дважды, но значило ли это, что теперь так будет всегда? Мы те, кто целуется, или мы те, кто просто поцеловались?

Наконец Рыцарь прервал молчание, сказав: «Поди сюда» – и похлопав по сиденью возле себя.

Я улыбнулась и подвинулась к нему. Я обняла его, решив, что объятие на прощание будет самое то. Тело Рыцаря на секунду напряглось у меня под руками, так же, как накануне. Очевидно, объятия и щекотка были ему непривычны. От этой мысли я обхватила его теснее.

Через несколько секунд Рыцарь снова начал дышать и притянул меня к себе. Когда мое ухо прижалось к его груди, я услышала, как дико бьется его сердце. Мне хотелось просунуть руку между ребер, и погладить его, как напуганную птичку. Успокоить и показать, что оно в безопасности. Я погладила кончиками пальцев его твердую, мускулистую грудь, за которой все было таким беззащитным.

Рыцарь приподнял пальцами мой подбородок и провел своим носом по моему. Это было предупреждение. Если я не отодвинусь, он снова меня поцелует.

Я не двинулась.

Он нашел мои губы.

И снова.

И снова.

И снова.

Наконец оторвавшись от него, я вплыла в дом в состоянии легкого головокружения. Передо мной все качалось, типа господи-что-же-я-наделала, ну, и я, наверное, вдобавок все еще была пьяна.

Я свернулась на диване возле мамы, которая лениво потрепала меня по моим суперкоротким волосам, и спросила, как прошел день. Я сказала, что Ланс уехал. Я не сказала, что вообще-то он сбежал, и не сказала, что Колтон тоже уехал. Мне могло понадобиться, чтобы она и дальше забирала меня из его дома, а тогда все это было бы очень странно, и я не была готова к этому разговору.

Про Ланса мама сказала: «Жаль». Она спросила, что я ела. Может быть, она и еще что-то спрашивала, но я не помню, потому что вырубилась к чертям.

Через несколько часов я проснулась, ни фига не понимая, где я, потому что у меня звонил телефон. Я скатилась с дивана, помчалась в кухню и стала рыться в сумке, пока не нашла его. Я нажала пальцем на нужную кнопку за секунду до того, как звонки прекратились, и выдохнула в пластиковый брусок:

– Алло?

– Ау, – сказал низкий голос. Это голос не Джульет. Не Августа. Этот голос никогда раньше мне не звонил.

Я поглядела на часы. Десять вечера.