Увидев Рыцаря, Шеп замахал длинным тощим хвостом и вылез из будки ему навстречу. Рыцарь присел на корточки и почесал его за ушами, полностью сосредоточившись на этом занятии, после чего унес в дом собачьи миски, чтобы наполнить их.

Когда он ушел, Шеп подошел и обнюхал меня. Наверное, он решил, что я ничего, потому что лизнул мне руку и пошел к двери ждать Рыцаря. Я не могла поверить, что боялась этой собаки. Теперь он казался мне милым и безобидным.

Наверное, то же самое можно было сказать про Рыцаря, когда поблизости не было никого, чтобы разозлить его.

Закончив с Шепом, Рыцарь подошел ко мне, взял мою банку, потряс ее и сказал:

– Пошли, тебе нужна еще доза.

– Да нет, – сказала я. – Эта еще не…

Прежде чем я договорила, Рыцарь поднес почти полную банку ко рту, осушил ее в один глоток, рыгнул и протянул мне пустую банку.

– Уже все. Пошли.

Он сделал новую порцию колы и бурбона, дал ее мне, взял себе фляжку, и мы пошли в гостиную. Рыцарь сел на диван, а я – на свое обычное место, рядом с ним.

Я смотрела, как он закуривает. Он казался таким… взрослым. Серьезным и ответственным. Пьющим алкоголь после трудного дня.

Я подумала: почему он никогда не идет домой? Наверное, дом Пег был для него тоже своего рода домом, хотя они с Пег не были особо близки. И с Колтоном тоже. Вообще-то Рыцарь вполне открыто недолюбливал Колтона, но продолжал приходить сюда. Проводить время в его доме, заботиться о его собаке. Все это было очень странно.

Отпив для храбрости несколько больших глотков, я задала вопрос, болтавшийся на кончике языка:

– Рыцарь, а почему ты никогда не идешь домой?

Рыцарь отхлебнул из фляжки и уставился на входную дверь, как будто мог что-то увидеть сквозь матовое стекло.

– Муж моей мамы получил судебный запрет, чтобы я не приближался к нему.

– Почему? – удивленно спросила я и тут же, быстро сменив тон, добавила: – Что ты такого сделал?

Сглотнув, Рыцарь посмотрел на меня:

– Сукин сын думал, что может распускать руки и обижать маму. – Он пожал плечами. – Ну, и я заставил его передумать.

– Ты ее любишь? – Не знаю, откуда взялись эти слова, мне тут же захотелось взять их обратно. Гадская, дурацкая сыворотка правды.

– Все любят маму, – огрызнулся Рыцарь.

– Не все, – тихо сказала я.

Рыцарь сжал челюсти и долго молчал, потом глубоко затянулся и сказал:

– Ну, я любил.

Это было честно, очень грустно и непонятно.

– А папа?

Рыцарь не смотрел на меня. Он так и пялился на дверь, словно старался разглядеть что-то, чего там не было.

– Папа живет в Чикаго. Он – большой бизнесмен, и у него жена и пара детей, а маму он трахал на стороне. Его никогда толком и не было – просто череда мужиков, про которых мама говорила, что они мои дядюшки.

Рыцарь говорил без всяких эмоций, как будто рассказывал все это тысячу раз. Но кому?

Я так и не спросила, потому что Рыцарь перехватил инициативу.

– А ты? Почему ты никогда не идешь домой, Панк? – И он уставился на меня в упор, давая понять, что хочет услышать правду. Наверняка он предполагал, что моя история тоже будет дерьмовой. Там, откуда мы все были родом, все истории были дерьмовыми.

– Не знаю, – сказала я, делая глоток. – Я как-то об этом не думала. Ну, наверное, мне просто не нравится быть одной. Ну, в смысле родители, конечно, дома, но… их там как будто нет. Понимаешь, о чем я?

Теперь был мой черед смотреть в пустую дверь, представляя своих родителей.

– Папа очень нервный, параноик, он никогда не спит и не выходит из дома. Он сидит на диване, смотрит новости СNN и играет на гитаре. Весь день. А мою маму ты знаешь. Она, конечно, очень милая, но дома она в основном курит траву и читает. А еще мы живем совсем в жопе мира.

Я поглядела на Рыцаря, который, казалось, впитывал каждое мое слово, и продолжила:

– Наверное, я предпочитаю быть тут, в нормальном мире, и жить нормальной жизнью, а не торчать среди леса с парой немолодых наркоманов.

Рыцарь слегка улыбнулся, возможно, от облегчения, что я не была жертвой детского насилия, и сделал очередной глоток. Обведя комнату рукой с фляжкой, он спросил:

– Ты вот это считаешь нормальной жизнью?

Я улыбнулась в ответ:

– Ну, вот я пью виски в три часа дня в компании скинхеда, в доме своего бывшего приятеля, и вокруг нет никого, кто услышит мой крик, если что. Как по мне, так это жизнь на самом острие.

– Выпьем за это. – Рыцарь приподнял свою фляжку, и я подняла банку в ответ.

– За жизнь на острие, – сказала я.

Мы чокнулись и выпили. Глотая, я подумала кое о чем и тут же, как обычно, озвучила это:

– Слушай, но если у тебя судебный запрет приближаться к отчиму, то как же ты живешь в его доме?

Рыцарь завинтил фляжку и сказал:

– Он всю неделю ездит по делам, так что мне надо где-то кантоваться только по выходным.

– И ты живешь в тату-салоне.

– Ага. Бобби живет рядом и обычно пускает меня к себе принять душ по утрам, перед открытием.

– То есть ты три дня в неделю фактически бомж, и при этом ты каждый день ходишь в школу и моешься. Это дико круто, Рыцарь. Даже я не моюсь каждый день. – И я неловко хихикнула.

Чертова сыворотка правды.

Рыцарь затушил окурок в переполненной пепельнице и спросил:

– Ну, а как иначе я найду телку? Эти сучки любят, чтобы парень приятно пах.

Я так расхохоталась, что подавилась и разбрызгала колу с виски по всей комнате. Хорошо, что ковер был такого же коричневого цвета. Кашляя и хохоча, я стукнула Рыцаря по руке, внутренне согласившись, что он таки приятно пахнет. Очень приятно. Сладковато-мускусной смесью корицы и «Мальборо».

Успокоившись, я сказала:

– Не могу понять, как ты там ночуешь? Это место страшное до усрачки.

– Не очень, если привыкнуть к тамошним призракам, – ухмыльнулся Рыцарь, поднося фляжку к губам.

Я снова рассмеялась:

– Если там есть призраки, то они, наверное, сами тебя боятся.

Рыцарь поставил фляжку и повернулся ко мне:

– Я уверен, что единственный, кто настолько глуп, чтоб не бояться меня, – это ты.

– Я не глупая! – закричала я громче, чем хотела. – Я во всех продвинутых классах, и я собираюсь окончить школу экстерном! Да я самая умная из всех твоих знакомых!

Я сделала еще глоток, чтобы спрятать лицо за банкой на тот момент, пока справлюсь со своим раздражением. От смеси кофеина с бурбоном во мне бурлило слишком много энергии, чтобы просто сидеть и вести серьезные разговоры.