заросшую лопухами. Кент решил, что идея хорошая. Ласке должно понравиться путешествие за край доступного мира. Нужно только заглянуть в «каземат», прикупить ей баллов здоровья. Потом будет ломка, два страшных дня, когда лучше жить взаперти. Потому что пойдешь на все, лишь бы снова вцепиться в потертый поручень.

– Дай три дня, ― попросил он Серого.

Серега кивнул с пониманием. А через сутки шагнул на конвейер.

Ласке становилось все хуже. Ночью она скулила от боли, боясь разбудить уставшего Кента, только он не спал, притворялся. Терпел сколько мог, потом вскакивал и приносил воды и лекарства. Но все чаще ― просто воды.

– Ничего, ― стучала зубами о кружку Ласка. ― Ты не бойся, я скоро поправлюсь. Мне станет легче, Инок, правда. Только ты не ходи в «каземат». Даже если… Просто будь рядом. Я люблю тебя, милый, таким. Ты не меняйся, пожалуйста, не продавай им себя!

Лихорадка откидывала ее в подушки, она умолкала, с надсадным хрипом проталкивая в себя воздух. В доме пахло потом и смрадом. Кент был рядом, держался за тонкую руку, тщась передать хоть толику силы, открывал на рассвете окна, чтоб она истончившимся телом ощутила лучики солнца, пробивавшиеся сквозь тучи. Чтобы дышала весной. Притащил букет одуванчиков.

Он верил Ласке, пытался верить, поминутно вглядывался в лицо и ждал, что болезнь отступит. Ведь без веры что за любовь? Она всегда так говорила…

– Ах, Инок, ― прошептала изможденная Ласка, выныривая из бреда, ― какие чудеса мне привиделись. У нас дом и сад, и собака! И малыш, ты представляешь? Я смогла, у меня получилось. Прекрасная мечта, мой любимый, такая, что хочется петь. Послушай, мне стало легче, ты же видишь, я улыбаюсь.

– Кончается, ― закивала ведунья, приведенная Кентом к больной. ― Перед кончиной всегда легчает.

С мечтательной ясной улыбкой Ласка закрыла глаза.

Кент не выдержал, выпустил руку жены и помчал, не разбирая дороги.

Все потеряло значение: ее воля, его обещания. Долгие разговоры про права и фантазии. Жизнь в обмен на здоровье любимой, подумаешь, велика цена! Что это, жертвенность? Эгоизм? Времени нет разбираться!

Он продержался год. Он подслушивал ее сказки и мечтал у поручня о разных глупостях, выторговывая жене драгоценные баллы, но теперь у него не хватает мужества. Он не верит в радугу до небес, в единорогов и фей, он не может в это поверить настолько, чтобы всерьез захотеть. Потому что предел настал: он мечтает об одном, четко, ясно, с недопустимой концентрацией мысли.

Двери в «каземат», договор.

– Жрите, гады, берите меня, и пусть эта мечта застрянет поперек горла!

Лишь взявшись за липкий поручень, он понял, что чувства сбоят. Что на волне жгучей ненависти рождается в нем желание, беспощадное и несбыточное, стоящее жизни жены.

Ласка открыла глаза, поймала взгляд бабки-ведуньи, задрожала всем истощенным телом. Закричала от ужаса и понимания, сминая в пальцах букет одуванчиков.

И в этот миг раздался взрыв. Один, второй и еще.

«Чтобы всего этого не было! ― долетел отголосок заветной мечты, чистой, несбыточной, яростной. ― Это вам за Ласку, за Серого, за конвейер и за шоссе!»

В городе рушились «казематы».

Ксения Нели

Блюдце, полное счастья

Ой, что это? Гром? Ясным летним вечером?

Не донеся конфету до рта, Костик поднимает ладошки. Ждет кáпель, а смутная тревога комариком зудит над ухом. Вроде как идешь на кухню за сластями, а мама с папой вдруг замолкают. Маленький еще, мол, уши греть. Нечестно до жути! Пельмени варить или к первому классу готовиться ― взрослый. А с ними рядом посидеть ― нос не дорос!

Раскатов не слышно, дождь не шлепает по листве и, прихлопнув тревогу, будто комара, мальчик съедает конфету.

Теплое крыльцо пахнет смолой и абрикосовым вареньем. Тремя ступеньками ниже течет в траву июльский зной. Сад наполняет прохлада, дерзкая, как фруктовая шипучка. Голову кружит сладость душистого табака. До школы почти два месяца. Целая-прецелая вечность!

А над головой небо с каймой заката. И звезд сегодня видимо-невидимо!

Вот почему говорят «сегодня», если звезды видны лишь в темноте? Нужно говорить «сейночью»!

Звезд сейночью много до жути!

Но Костик умеет считать аж до пятехсот. Он легко пересчитает звезды, зубом клянется! Своим первым молочным, который хранит в яйце из-под «Киндер-сюрприза». Не для Зубной Феи, нет! Он в нее не верит. И в Деда Мороза не верит, хотя очень-очень хочется.

А верит он в космических пиратов. И в кошек, которые превращаются в бойцовых тигров. Костик вырастет и стопудово пойдет в пираты. Или делать шоколад, если в пираты не возьмут. Шоколад ― это до жути вкусно! А еще это плюс сто к силе и плюс сто двадцать к уму.

– Глянь, Тигруля! ― шепчет мальчик, обнимая дремлющую рядом кошку. ― Знаешь, что это там за звездочки?

Пару мгновений он ждет ответ. Потом сообщает, зарываясь лицом в полосатый мех:

– Это звездолеты! У меня тоже такой будет, правда-правда!

Кошка щурит янтарные глаза, зевает и устраивает голову на сгибе детского локтя.

– Но я тебя никогда-никогда не брошу! ― обещает Костик.

Внезапно Тигра напружинивается, всматривается в темень. Шерсть на загривке дыбится. Кончик хвоста подрагивает.

Как обычно, сумерки изменяют двор. Лопухи и кусты смородины прорастают инопланетными джунглями. Каждый шорох подозрителен. Каждый хруст ветки ― сигнал опасности. Точками лазерных прицелов мечутся светлячки. И не фары соседского авто мигают сквозь листву, а огни звездного крейсера…

Заросли у крыльца шевелятся. Стопудово, злобный крысоид!

– Тигра! Полная боевая готовность!

Костик хватает бластер, но, как всегда, опаздывает.

Домашняя кошка становится хищницей.

Дрожа от азарта, она залегает на верхней ступеньке. И, едва квадраты кухонного света пересекает крыса, Тигра летит вниз. Мяв и писк наполняют сад, и Костик опасливо косится на окно. А ну как мама выйдет и всех отходит веником?

Крыса, точнее, крыс, старый и до жути хитрый, достался им вместе с домом. Папа время от времени ставит на него ловушки, но бестии на них плевать. Мама боится, что крыс укусит Костика и заразит бешенством, но сам Костик нисколечко не боится. Ведь у него бойцовая тигра!

Но родителям сейчас не до крысиных набегов. Вечер ― время новостей. Костик этому до жути рад, но все равно дуется. Взрослые с весны только и смотрят новости ― на планшете и по телику, слушают по радио. А если не слушают, не читают и не смотрят, то обсуждают… И когда уже надоест!

По лопухам точно проносится торнадо… и вдруг все замирает. Лишь дрожат табачные цветы-граммофоны, да мечутся