Так что советую тебе начать вещать до того, как мне станет скучно и я оставлю тебя плестись позади, – я отодвинула от лица низкую ветку липы. – Можешь попробовать начать свой рассказ со стандартного: кем вы были до Первой Атаки и как стали коалицией номер пять. Это ведь не стратегический секрет?

– Никакой это не секрет. Только это было так давно, что кажется, будто прошлая жизнь была и не жизнью вовсе, а красочным сном, от которого мы очнулись бесконечно долгие десять лет назад, – натянув лямки своего походного рюкзака, Тонкий слегка запрокинул голову назад и, сдвинув брови, наконец начал свой рассказ. – Мускул был моим соседом. На момент Первой Атаки ему исполнилось двадцать шесть лет. Из близких родственников у него была только девятнадцатилетняя сестра по имени Ребекка. Биологические родители бросили их ещё в детстве. С семи лет Мускул скитался по фостерным семьям, зато его тогда ещё только новорождённой сестре повезло больше – её удочерила благополучная бездетная пара белых пенсионеров. Приёмный отец Ребекки умер, когда ей было десять, через восемь лет умерла и мать. В наследство от приёмных родителей Ребекке достались некоторые финансовые сбережения и большой двухэтажный дом. Оставшись в одиночестве, она взялась за поиски своего старшего брата и в итоге достаточно быстро нашла его – он жил в соседнем штате, работал грузчиком в гипермаркете. Ребекка уговорила его переехать к ней и в итоге они стали жить вместе в большом доме, стоящем по соседству с домом, в котором вырос я. Вскоре у девушки была обнаружена болезнь – последняя стадия, на которой уже ничего нельзя было поделать, только ждать. На момент Первой Атаки она уже была лежачей. При Первой Атаке Мускул держал её за руку, потому и уцелел – Ребекка была из воздушных, кажется, весами, родилась в октябре… Мускул выявил способ защиты от Атак ещё до официального заявления учёных по тогда ещё вещающему радио: к моменту пятой Атаки, то есть к концу второго дня, он уже знал, что Атака переживается им легче, если во время неё он держит за руку Ребекку. Я же не понимал до последнего, что именно происходит с этим миром и где в нём искать спасение. Однако я оказался достаточно выносливым, чтобы пережить первые десять Атак, хотя мне и далось это с большими физическими, и душевными болями. Мои мать и старший брат оказались слабее меня: мать умерла во время Первой Атаки, брат не выдержал уже второй Атаки. Я понимал, что скоро не выдержу и я – после десятой Атаки я буквально всем своим естеством ощущал, как жизненные силы вытекают через мои пульсирующие барабанные перепонки. Скорее всего, одиннадцатую Атаку я бы не пережил, если бы Мускул не увидел меня из кухонного окна своего дома: после десятой Атаки я валялся на газоне, едва проявляя признаки жизни. Он приволок меня к себе домой. В течение следующих двух месяцев мы буквально не отходили от койки Ребекки, держась за неё во время каждой Атаки. А потом Ребекка умерла. Первые сутки после её смерти мы держались за её мёртвое тело, и это, к нашему удивлению, работало. Но за труп долго не подержишься – процесс разложения неизбежен. На вторые сутки после её смерти, после очередной Атаки, Мускул отправился в гараж и вернулся из него с ручной пилой, и пассатижами. Я сразу понял, что он собирается делать. По обрывкам радиовещания до нас пару раз дошли слухи о столь радикальных, бесчеловечных методах, в правдивость которых в те, самые первые недели, было сложно поверить… Мускул сказал мне выйти не из комнаты, а из дома. И я вышел. А ведь Ребекка была не мне сестрой, а ему… Это должен был сделать я, а я сбежал, – голос рассказчика едва уловимо дрогнул. – В тот день я пошёл бродить по пустынной улице. Так как Атака только недавно миновала и по моим наблюдениям тогда ещё не была склонна повторяться дважды в течение одного часа, я решил зайти чуть подальше, чем обычно мы с Мускулом заходили, выбираясь на поиски продуктов. Обчищая чужие дома мы часто натыкались на трупы их хозяев, но упорно продолжали заниматься мародёрством, так как понимали, что нас ожидают голодные времена. Далеко мы не заходили, боясь подвергнуться Атаке вдали от Ребекки, но в тот день, из-за внутренней бури, я решил зайти дальше. Стремглав добежал до последнего дома, который мы обчистили, и зашел в следующий. Дом был пуст, никаких следов присутствия живых владельцев или духа мёртвых. Я уже начал обчищать кухню, на которой нашлись большие запасы круп и консервов, как вдруг услышал жалобное постанывание: как будто где-то далеко пищал котёнок. Я пошёл на этот звук с битой в руках, которую подобрал по пути. Уже спустя две минуты я обнаружил в подвальном помещении рыжеволосую девочку семи лет. Она, скорее всего, смогла до сих пор выжить только благодаря тому, что пряталась в бетонном подвале, но уши у неё всё равно были в кровоподтёках: глубокие подвалы хотя немного и снижают уровень воздействия Атаки на организм Уязвимого, всё же не облегчают этого воздействия достаточно, чтобы во время Атаки Уязвимый не испытывал приступов боли. Так у нас появилась Крик. При первой нашей встрече она рассказала мне, что её родители живут очень далеко и что они оставили её на летние каникулы у бабушки, с которой она пряталась в подвале последние два месяца. Бабушка тоже страдала от Атак, а семь дней назад зачем-то вышла из подвала, сказав не выходить из него внучке, но вскоре после её ухода случилась Атака, после которой бабушка так и не вернулась. Все эти дни девочка питалась одним лишь консервированным супом, но он закончился накануне нашей встречи. Потерявшуюся бабушку я нашел в тот же день: она лежала ничком на земле, на заднем дворе, сжимая в руках пустую пластиковую бутылку из-под воды… – На этом моменте рассказчик слегка прокашлялся. – Когда я привёл Крик в наше убежище, Мускул протянул мне странный кулон. Рассмотрев его ближе, я понял, что держу в руках волосы Ребекки, к которым примотан один человеческий, то есть её, зуб. Посмотрев на девочку, Мускул утвердил, что нам необходимо сделать ещё один такой экземпляр, и вскоре вручил в мои руки материал… – На этом моменте Тонкий так громко сглотнул, что сомнений в его душевных муках относительно первых месяцев его жизни после Первой Атаки у меня уже не осталось. – Спустя два дня в двери нашего