Турнюр она не носила и с неодобрением смотрела на Аделину. До замужества Амелия была школьной учительницей, и потому у нее была уверенность, что она сможет наставлять молодых Уайтоков и держать их под контролем. То недолгое время, что она была женой Люциуса Мадигана, оставило у нее в душе неизгладимый след. Она надеялась и даже иногда молилась – сухо, как пресвитерианка, – чтобы он к ней вернулся.

– Как ты думаешь, – спросила Аделина Филиппа, – будет ли приличным поселить ее в комнате, где жил Люциус?

– Почти как если бы он сам вернулся. – Филипп улыбался.

Все организовали именно так, но дети не захотели, чтобы она спала на их этаже, в мансарде. Когда она там появилась, сверкающая чистотой и пышущая здоровьем, все трое встретили ее у двери комнаты, и лица их выражали скорее неприступность, чем гостеприимство.

– В этой комнате, – начала Августа, – обычно обитает мой голубь.

– Голубь и попугай в одном доме! – воскликнула миссис Мадиган. – В первый раз встречаю такое! Еще и летают по всему дому! Разве вы не видите, сколько от них грязи?

– Мы не возражаем, – сказал Николас.

– Нам даже нравится, – утирая нос рукавом, добавил Эрнест.

Миссис Мадиган резко шлепнула его по руке.

– Противный мальчишка! Я поражена твоим поведением, – строгим тоном сказала она.

– Ему делали замечания, и много раз, – сказала Августа, – но он все равно забывает.

– Теперь не забудет, как только я проведу здесь некоторое время. – Ее раскрасневшееся лицо выглядело по-настоящему угрожающе.

После некоторого молчания она снова заговорила.

– Птицу ко мне в комнату больше не пускай, – обратилась она к Августе. – Пахнет.

– И от мистера Мадигана пахло, – сказал Эрнест. – Мама так говорила, – торопливо добавил он.

– Не может быть, – почти прокричала она. – Это невозможно!

– Да он почти не мылся, – вставил Николас.

– И кровать эта неудобная. Он сам говорил, – добавил Эрнест.

– Не думаю, – сказала Гасси, – что мистер Мадиган хотел бы, чтобы вы здесь спали.

– Я его жена, – решительно заявила гувернантка.

– Вы уверены? – спросил Эрнест.

Мальчик не знал, что его вопрос ставил под сомнение законность их брачного союза. Он просто считал этот союз сомнительным. Однако миссис Мадиган пришла в ярость.

– Уходите отсюда вон, все уходите, и не приближайтесь к моей комнате, пока я вас не позову.

Уроки начались на следующее утро, и миссис Мадиган объявила, что никогда в жизни не встречала такого невежества.

– Мистер Мадиган на самом деле не учил нас ничему, кроме латыни и поэзии, – пояснила Августа.

– Это и называют классическим образованием, – добавил Николас.

– И какую же пользу такое образование принесет вам в этой стране, хотела бы я знать? – буравя его глазами, поинтересовалась миссис Мадиган. – Что вам следует знать, так это сколько кордов[28] в поленнице и сколько платить в месяц наемному рабочему со ставкой три шиллинга в день. А также множество важных дат.

– Я знаю дату открытия Колумбом Америки, – сказал Эрнест. – Одна тысяча шестьдесят шестой год.

– Неверно!

– Так мистер Мадиган сказал.

– Эрнест не прав, – с готовностью вмешался Николас. – Одна тысяча шестьдесят шестой – это год первого проведения скачек «Гранд Нэшнл».

– Мисс Базби, – начала Августа.

– Миссис Мадиган, – гордо поправила гувернантка.

Августа вежливо склонила голову:

– Миссис Мадиган, считаете ли вы Шекспира автором приписываемых его перу пьес?

– Если это был не он, я хотела бы знать кто.

– Я могу сказать кто, – ответил Эрнест. – Это был Чарльз Левер.

Миссис Мадиган настолько раздражило это замечание, что она дала Эрнесту пощечину. Это поразило всех троих детей до глубины души. Они не ожидали, что эта женщина способна так унизить. Хотя она и жила по соседству, раньше они ее видели редко. И считали добродушной и немного глуповатой. Теперь же она находилась у них в доме и была облечена властью.

– Это тебя научит относиться ко мне с уважением, – сказала она.

От удара щека из розовой стала красной. Эрнест сначала отшатнулся, а потом сидел с очень прямой спиной и вел себя с ней пристойно. Миссис Мадиган проявляла к двум другим детям чуть ли не излишнюю доброжелательность, будто бы желая показать, что означает быть у нее на хорошем счету. Но они не реагировали. Это были высокомерные и необщительные дети – так она доложила о них дома.

На выделенную ей кровать постелили чистое белье и положили одеяла. Щеткой для чистки ковра прошлись по полу. Когда Бесси собралась убрать кое-какую одежду, оставшуюся от Люциуса Мадигана, гувернантка ее остановила.

– Можете оставить одежду мужа. Я о ней позабочусь, – категорически заявила она.

Бесси передала эти слова миссис Ковидак, и та даже не пыталась скрыть злорадства.

– По-моему, это неприлично, – сказала она. – Она и недели не провела замужем.

Увидев, что Амелия Мадиган потащилась домой, дети собрались в дверях ее комнаты. Ей же не терпелось рассказать родным о событиях дня и о том, как она поставила Эрнеста на место.

– Как вы думаете, – спросила Августа братьев, – она хочет, чтобы он вернулся?

– Конечно, хочет! – сказал Николас. – Еще как.

– Вот было бы здорово, – сказал Эрнест, – если бы он вдруг вернулся – прямиком в эту кровать – и дал ей пощечину.

– А ты расскажешь маме с папой, что она сделала? – спросил Николас.

– Нет, – ответил Эрнест. – Я с ней сам рассчитаюсь.

Старшие дети зачарованно наблюдали, как он снял с кровати громоздкий валик, отогнул постельное белье с одеялом и уложил валик под них, устроив его поудобнее.

– Ах, Эрнест, – воскликнула Гасси. – Как похоже получилось! Боюсь, бедняжка до смерти испугается.

– Пока не совсем похоже, – сказал Николас. – Помните, как однажды он был подвыпивший и улегся спать прямо в одежде, да еще и с трубкой? Постель загорелась, он проснулся. Он потушил пожар, попросил нас никому об этом не рассказывать, и мы не рассказали, а он нас тоже не выдавал.

– Он был прекрасный благородный человек, – заключил Эрнест.

– Сейчас, когда он уехал, мы ценим его гораздо больше, – сказала Гасси и открыла шкаф. Там она обнаружила старый твидовый пиджак Мадигана, помятую фетровую шляпу и пахучую трубку.

Дети обернули пиджак вокруг верхней части валика и натянули одеяло повыше. Они нахлобучили шляпу на макушку чучела, а трубку положили на подушку. На некоторое время они замерли от восхищения, но, услышав на лестнице шаги, убежали в комнату Гасси. Голубь тут же слетел ей на голову. На всем свете не было для него насеста прекраснее, чем эти шелковистые черные волосы.

Дети ждали, затаив дыхание.

Они готовились что-то услышать, но крик ужаса миссис Мадиган превзошел все их ожидания. Для этого крика требовались мощные легкие. С такими она могла бы петь в