вагнеровской опере. Было слышно, как она побежала вниз. Да так быстро, что они бы не удивились, приземлись она в прихожей в один прыжок.

Дети растерянно смотрели друг на друга.

– Наше сооружение оказалось лучше, чем мы думали, – сказала Гасси.

– Кажется, она испугалась, – сказал Эрнест. В окно было видно, как Амелия бежала к своему дому. – Опупела до чертиков, – добавил он.

– Если ты думаешь, что кому-то нравятся твои бранные слова, то ошибаешься, – сказала Августа.

– Мы с Гасси можем и похуже ругаться, если захотим, – сказал Николас, – но мы для этого слишком благоразумны.

– Хотелось бы послушать хоть немного, – сказал Эрнест. – Гасси, давай, ты первая.

Но у всех троих появилось сильное желание обследовать кровать Люциуса Мадигана. Она оказалась в том же виде, в каком они ее оставили. Миссис Мадиган подвоха не обнаружила. Они все аккуратно разложили по местам.

Час спустя их позвали в гостиную. Уже темнело, и в камине ярко горело пламя. Аделина и Филипп сидели как судьи. Неро лежал на медвежьей шкуре. От камина шел такой жар, что пес тяжело дышал. Ему приходилось вставать и отходить в более прохладное место, но как только пыхтение прекращалось, он опять ложился на шкуру. Аделина вязала крючком чехол на чайник. Филипп играл в «веревочку» с младшим сыном, сидевшим у него на коленях. Когда вошли трое старших детей, он командным голосом армейского офицера спросил:

– Что там я слышал о вашей гувернантке?

– Вообще-то, – сказала Гасси, – мы не знаем, что ты слышал.

– Что ты хочешь этим сказать, мисс? – строго спросил он.

– Если бы мы знали, то ответили бы лучше, – сказала она.

– То есть выдумали бы что-нибудь подходящее, – предположила Аделина.

– Мне от вас нужна только правда, – сказал Филипп. – Как вы с ней поступили?

– Я думаю, она расстроилась из-за розыгрыша с возвращением мужа.

– После всех потраченных мной усилий нанять ее, – вставила Аделина, – она ушла без всякого предупреждения и прислала человека за вещами.

– Папа, а что, если она взяла твою ручку из слоновой кости? – спросил Эрнест.

– Без дерзостей, молодой человек, – сказал отец.

– Эрнест, иди, подержи мне пряжу, – позвала Аделина.

Он радостно подошел, зная, что они с мамой заодно. Если среди домашних занятий и было у него любимое, то это было как раз держать пряжу для мотков или снизывать бисер, и оба дела у него получались отлично.

– И я! – сказал малыш Филипп. – Я дерзать пязу! – Он старательно пытался слезть с колен отца.

– Он говорит, что тоже хочет держать пряжу, – объяснил Эрнест.

– Ничему не могу его научить, – посетовал Филипп-старший. – В его возрасте я первоклассно играл в домино. – Он опустил малыша на пол.

– Ты и сейчас играешь довольно хорошо, – любезно заметил Николас.

Отец протянул было руку, чтобы коснуться сына, но передумал – скрестил руки на широкой груди и с мрачным видом уставился на огонь.

– Я был против Амелии Базби, – сказал он Аделине.

– Амелии Мадиган, – поправила она.

– Брак этот был никакой, – продолжал он. – Женщина производит впечатление неграмотной. Мадиган ее ни за что бы не выдержал.

– Она умеет читать и писать, – заметила Августа.

– И до замужества преподавала в школе, – добавила Аделина.

– Я не мог бы вынести присутствия в доме этой женщины, – вздохнул Филипп. – Мне и так приходится со многим мириться.

– Но ты, папа, редко бываешь дома, – сказал Николас.

– Я занятой человек, – пояснил Филипп. – Руковожу посевами и уборкой урожая. Его вывозом из фруктового сада. Выведением лошадей, крупного рогатого скота и овец. Я первым поднимаюсь по утрам и последним ложусь спать. С наступлением зимы свободного времени у меня значительно прибавится.

– У каждого сезона свои недостатки, – сказала Августа.

– Было бы жестокой ошибкой всякого присутствующего здесь ребенка считать, что если с виду я добродушный и покладистый, то стерплю любую дерзость. – Он с такой силой швырнул в огонь сосновое полено, что искры разлетелись в разные стороны, а Неро испугался и запрыгнул на диван.

Темнота за окном опустилась, как черный занавес, но в комнате ей успешно противостояли мерцающий свет камина и живые краски собравшихся. Чтобы совершенно покончить с темнотой, Бесси задернула шторы. Увидев ее, малыш Филипп понял, что настало время ему идти спать, и спрятался под диван, на котором лежал Неро. Обычно отец заступался за него, но сегодня хмуро сказал:

– Унеси его, Бесси. Уже и так слишком поздно. Он начинает выходить из повиновения.

Когда мальчика вытащили из-под дивана, он просительно поднял ручки.

– Ачу сех цевать. – Он с готовностью сложил алые губки.

– Он говорит, что хочет всех поцеловать, – желая показаться в выгодном свете, перевел Эрнест.

– Когда мне нужно будет от тебя услышать, что говорит Филипп, я тебя спрошу, – сказал отец.

– Но он ведь плохо говорит, – нерешительно возразил Эрнест.

– Он говорит так же ясно, как и ты, к тому же знает, когда держать язык за зубами.

Филипп-старший с тяжелым вздохом встал, как будто испытывая боль в спине, подошел к письменному столу, на котором лежала коробка с сигаретами, и взял одну. С недавнего времени он предпочитал курить их, а не трубку или сигары, хотя Аделина сигареты считала недостойными мужчины.

– Ты поступил нехорошо, мой дорогой, оставив себе ручку из слоновой кости, – шепнула она Эрнесту.

– Поэтому он и сердится? – покосившись на папу, шепнул он в ответ.

– Да. Он не успокоится, пока не получит ее назад. – Она с любовью взглянула на мужа, как бы доказывая, что она его понимает. – Видишь, у него из ноздрей пар идет? – почти вплотную приблизив губы к розовому уху Эрнеста, прошептала она.

– Да, мама.

– Это ярость. Скрытая от глаз, она теплится, но готова в любой момент вспыхнуть. Не будет у нас в «Джалне» покоя, пока ты не вернешь ручку из слоновой кости.

– Ладно, верну, – согласился он, взяв бремя ручки на свои плечи, как будто она не имела к ней никакого отношения – и именно этого она и добивалась.

Некоторое время Эрнест размышлял, каким образом лучше всего вернуть ручку, и решил, что лучшего способа, чем тот, каким он вернул золотую ручку, не найти. Интересно, думал он, где теперь та золотая ручка, – наверное, ее продали в пользу миссионерского общества, для которого в то воскресенье и проводили сбор пожертвований.

На следующий день снова было воскресенье – первое в декабре.

Дувший весь ноябрь ветер утих, и внезапное безмолвие с резким понижением температуры оповестило всех о приходе зимы. И самое главное, начался сильный снегопад, обволакивающий все вокруг. Снег, бывало, и раньше моросил, но ничего подобного пока не было. Всю ночь тихо и медленно без перерыва падали крупные