Парень перестал печатать, взял телефон и с кем-то переговорил.

«Подождите минуту», – сказал он, закончив разговор и вернувшись к клавиатуре.

Гоби все это время сидела у меня на коленях в переноске, в которую я вцепился руками. Сквозь решетку я видел, что она смотрит на меня. Мне хотелось сказать ей, что все будет хорошо, вынуть ее и прижать к себе, чтобы успокоить ее – да и себя тоже, – но не стоило так рисковать.

Поэтому я ждал. Это была самая долгая минута в моей жизни.

Зазвонил телефон. Я прослушал половину разговора, не имея понятия о том, о чем он и каков будет результат.

«О’кей, – наконец произнес он. – Собаке разрешено лететь. Идите».

«Куда?» – спросил я.

«На вылет».

Я помчался назад по коридору, мимо сканеров, и наконец, к терминалу. Я нашел пустой выход и вынул Гоби, чтобы она попила. Я слышал, как неподалеку какие-то французы ведут обратный отсчет и разражаются аплодисментами. Я посмотрел на часы. Полночь. Закончился самый замечательный год в моей жизни. Скоро начнется следующее приключение.

«Послушай, Гоби, – сказал я ей. – Слышишь? Это значит, что мы, черт побери, сделали это! Мы сделали это здесь, и скоро уедем. Путешествие будет долгим, но, поверь мне, оно будет того стоить. Когда мы попадем в Эдинбург, ты увидишь; жизнь будет просто невероятной».

Компания Air France позаботилась о том, чтобы кресло возле меня оставалось пустым, поэтому, хоть Гоби и пришлось все время оставаться в переноске, мы летели просто шикарно. Когда мы взлетали, она немного волновалась, но, как только я смог поставить ее переноску к себе на колени, она снова успокоилась.

Я смотрел на бортовую карту полета, и ждал, когда мы полетим над пустыней Гоби. Увидев, как замигала лампочка, обозначающая Урумчи, я улыбнулся и подумал, что город, о котором я ни разу не слышал еще год назад, стал настолько важным для меня.

Лампочки в салоне приглушили, и пассажиры начали ложиться спать. Я перевел сиденье в лежачее положение и тихонько вынул Гоби из сумки. Сначала она забеспокоилась, но потом, свернувшись клубочком у меня на руках, заснула крепким-крепким сном.

Я закрыл глаза и вспомнил, каково это бежать целый долгий день. Я снова почувствовал жару вокруг, когда воздух настолько горячий, что, кажется, вот-вот обожжет легкие. Я видел, как Томми отчаянно пытается устоять на ногах, и вспомнил отчаянный поиск тени. Я также вспомнил, что, несмотря на полуобморочное состояние и тошноту и опасение, что не выберусь отсюда живым, я знал, что если выберусь, то сделаю все возможное, чтобы мы с Гоби смогли провести остаток жизни вместе.

Я не мог сдержать слез, увидев Лусию в аэропорту Шарль де Голль. С другой стороны, Гоби тоже не могла сдержаться, потому что ее маленький мочевой пузырь уже четырнадцать часов удерживал в себе жидкость. Я брал с собой пеленки для собак и пытался уговорить ее сделать свои дела в самолете, но она отказалась. И только став на гладко отполированный пол посреди зала аэропорта, она наконец почувствовала, что готова это сделать.

Я был уверен, что остаток пути домой будет очень простым делом, и мы даже заехали в город, чтобы показать Гоби Эйфелеву башню и Триумфальную арку. После этого мы сначала направились на север, в Бельгию, а затем в Амстердам и в гости к дяде с тетей и двоюродным братьям Лусии.

Увидев их восторг при первой встрече с Гоби, я вспомнил, как люди отреагировали на историю Гоби в 2016 году. Этот год был полон грустных новостей, от смерти знаменитостей до террористических атак. Большая часть мира была разделена по политическим взглядам, но я читал множество комментариев от людей, считавших, что история Гоби – это одна из немногих по-настоящему хороших новостей, вернувших им веру в природу человека. В год, отмеченный горем и страхом, история Гоби стала лучом света во тьме.

Приняв душ и отдохнув, Лусия, Гоби и я попрощались с семьей и направились к паромному терминалу, который находился практически за углом. Лусия неделями убеждала паромную компанию пойти против правил, требующих, чтобы владельцы собак оставляли животных в клетках или держали их в будках, предусмотренных на борту. Это ни в коем случае не подходило Гоби, и компания наконец согласилась, чтобы мы взяли ее с собой в каюту.

Поэтому я думал, что погрузка на борт пройдет просто, и у нас все будет хорошо. Разве что-то может пойти не так?

Конечно может. И пошло. Почти.

В тот момент, когда мы передали паспорт Гоби на стойке регистрации, обстановка изменилась. Женщина за стойкой начала крайне нервно перелистывать страницы с выражением полнейшего замешательства на лице.

«Вам помочь? – спросила Лусия по-голландски. – Что вы ищете?»

«Я не могу это прочесть, – ответила та. – Здесь все по-китайски. Если я не смогу прочесть, я не пропущу вас».

Она позвала старшего, и они оба начали заново перелистывать страницы.

«Мы не можем это прочесть, – сказал начальник. – Вы не можете пройти на борт».

Лусия неделями изучала различные требования к перевозке собак через границу, и знала правила вдоль и поперек. Она аккуратно и спокойно показала им обоим, какая печать относилась к какой вакцине, но это было бесполезно. Они не соглашались изменить свое решение, и пока этого не произойдет, Гоби придется остаться в Голландии.

Затем я вспомнил о стопке бумаг, которую Кики дала мне для предъявления при пересечении границы с Великобританией. Там была та же информация, но на английском. Я вручил им ее, наблюдая за тем, как они тщательно просматривают ее, и слушая, как они, наконец, произносят что-то обнадеживающее.

И вот, буквально за несколько минут до отправления, мы дождались улыбки и печати в ветеринарном паспорте Гоби. Нам дали добро на проезд.

На следующее утро, спускаясь с парома, мы с Лусией нервно переглядывались. Остановит ли нас пограничный контроль в Великобритании? Не обнаружат ли они какой-нибудь дефект в документах и не направят ли Гоби в Лондон на дополнительный карантин? Мы подошли к кабинке, взялись за руки, и, к нашему удивлению, нам дали знак проходить. Никаких проверок. Никаких проблем. Никаких задержек. Гоби уже в Великобритании.

Дорога в Шотландию была медленной и легкой, и, проезжая мимо невысоких холмов и обширных торфяников, я позволил себе мысленно перенестись в прошлое. Я думал об обещании, данном Гоби, и о том, что на его выполнение ушло полгода. Я вернулся мыслями к тем людям, которые жертвовали деньги, чтобы помочь нам, о волонтерах, которые день и ночь занимались поисками, и о людях по всему миру, присылавших письма в нашу поддержку и молившихся за нас. Не только я осуществил это; это сделано общими силами щедрых, любящих людей.

От этих мыслей на мои глаза навернулись слезы. Мир все еще был полон любви и доброты.

Когда долгий путь домой подходил к концу, мы въехали на холм и залюбовались открывшимся видом. Перед нами лежал весь Эдинбург: Артурс Сит – гора, нависающая над городом и защищающая его, – на востоке пляж, на западе Пентландские холмы. Это был прекрасный день, и не только из-за ясного неба и чистого воздуха, и даже не из-за того, что это мой сорок второй день рождения.